Читаем Ванна Архимеда полностью

Она как столбичек плыла с могилки прямо на меня и – верю! – на тот свет звала, тонкой ручкою маня Только я вскакал во двор, она на столбик налетела и сгинула. Такое дело1» 138 «Ах, вот о чем разговор! – воскликнул радостно солдат.- Тут суевериям большой простор, но ты, старик, возьми назад свои слова. Послушайте, крестьяне, мое простое объясненье Вы знаете, я был на поле брани, носился лих под пули пенье Теперь же я скажу иначе, предмета нашего касаясь: частицы фосфора маячат, из могилы испаряясь.

Влекомый воздуха теченьем, столбик фосфора несется повсюду, но, за исключеньем того случая, когда о твердое разобьется.

Видите, как все это просто?» Крестьяне сумрачно замолкли, подбородки стали круче, скворешниц розовых оглобли поднялись над ними тучей.

Догорали ночники, в школе спали ученики.

Одна учительница тихо смотрела в глубь седых полей, где ночь плясала, как шутиха, где мерк неясный Водолей, где смутные тела животных сидели, наполняя хлев, и разговор вели свободный, душой природы овладев.

2. СТРАДАНИЯ ЖИВОТНЫХ Смутные тела животных сидели, наполняя хлев, и разговор вели свободный, душой природы овладев.

Ночь на крыше, как шутиха, пугала взоры богомолов, и Водолей катился тихо, лия струю прозрачных олов на подоконник этот белый.

Животных тесная толпа, расправив выпуклое тело, сидела мрачна и тупа.

«Едва могу себя понять,- сказал бык, смотря в окно,- на мне сознанья есть печать, но сердцем я старик давно.

Как понять мое сомненье? 139 Как унять мою тревогу? Кажется, без потрясенья день прошел – и слава богу! Однако тут не все так просто, на мне печаль – как бы хомут.

На дно коровьего погоста, как видно, скоро повезут.

О стон гробовый' Вопль унылый! Там даже не построены могилы: корова мертвая наброшена на кости рваные овечек, подале, осердясь на коршуна, собака чей-то труп калечит.

Кой-где копыто, дотлевая, дает питание растенью, и череп сорванный седлает червяк, сопутствуя гниенью.

Частицы шкурки и состав орбиты тут же все лежат-лежат, лишь капельки росы налиты на них сияют и дрожат!» Ответил конь: «Смерти бледная подкова просвещенным не страшна, жизни горькая основа смертным более нужна.

В моем черепе продолговатом мозг лежит, как длинный студень, в своем домике покатом он совсем не жалкий трутень.

Люди! Вы напрасно думаете, что я мыслить не умею, если палкой меня дуете, нацепив шлею на шею.

Мужик, меня ногами обхватив, скачет, страшно дерясь кнутом, и я скачу, хоть некрасив, хватая воздух впалым ртом.

Кругом природа погибает, мир качается, убог, цветы, плача, умирают, сметены ударом ног.

Иной, почувствовав ушиб.

закроет глазки и приляжет, а на спине моей мужик, как страшный бог, руками и ногами машет! Когда же,

в стойло заключен, стою устал и удручен, сознанья бледное окно мне открывается давно И вот, от боли раскорячен, я слышу – воют небеса: то зверь трепещет, предназначен вращать систему колеса! Молю – откройте, откройте, друзья, ужели все люди над нами князья?» Конь стихнул Все окаменело, охвачено сознаньем грубым.

Животных составное тело имело сходство с бедным трупом.

Фонарь, наполнен керосином, качал страдальческим огнем, таким дрожащим и старинным, что все сливал с небытием.

Как дети хмурые страданья, толпой теснилися воспоминанья в мозгах настойчивых животных.

Казалось – прорван мир двойной и за обломком тканей плотных простор открылся голубой.

«Вижу я погост унылый,- сказал бык, сияя взором,- там на дне сырой могилы кто-то спит за косогором.

Кто он жалкий, весь в коростах, полусъеденный, забытый, житель бедного погоста, грязным венчиком покрытый? Вкруг него томятся ночи, руки бледные закинув, вкруг нею цветы бормочут в погребальных паутинах.

Вкруг него, невидны людям, но нетленны как дубы, 140 141 возвышаются умные свидетели его жизни Доски Судьбы ' И все читают стройными глазами домыслы странного трупа, и мир животный с небесами тут примирен прекрасно-глупо.

И сотни, сотни лет пройдут, и внуки наши будут хилы, но и они покой найдут на берегах такой могилы Так человек, отпав от века, зарытый в новгородский ил, прекрасный образ человека в душе природы заронил!» Не в силах верить, все молчали, конь грезил, выпятив губу, и ночь плясала, как вначале, шутихой с крыши на трубу, и вдруг упала. Грянул свет, и шар поднялся величавый, и птицы пели над дубравой – ночных свидетели бесед.

3. ИЗГНАННИК Птицы пели над дубравой – ночных свидетели бесед,- и Водолей сиял, на травы лия первоначальный свет, и над высокою деревней, еще превратна и темна, окружена сияньем древним, вставала русская луна.

Изба стояла словно крепость внутри разрушенной природы, открыв хозяину нелепость труда, колхоза и свободы.

' «Д о с к и С у д ь б ы» – произведение В Хлебникова Могила поэта в Новгородской губернии (Примеч автора) В 60 х годах прах Хлебникова перенесен на Новодевичье кладбище в Москве.- Сост 142 Кулак был слеп как феодал, избу владеньем называл, говорил: «Это моя изба», или: «Это моя новая амбарушка», а сам, пожалуй, ночь не спал, но только псов ворчанье слушал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза