Вампиры пустыни

— Возможно, вы примете меня за сумасшедшую, — продолжала она, — но мне нужно с вами поговорить. Я больше не могу вынести того, что здесь происходит, и я бы отказалась появляться в этом доме, если бы я не… не любила Киприана так сильно. Я не знаю, что произошло, но он стал совершенно другим. То, что он делает, ужасно — вы не представляете, как это пугает меня. Его скульптуры с каждым днем все кошмарней и отвратительней. Ах! Эти слюнявые, мертвенно-серые чудища в его новой группе — я едва могу находиться с ними в одной комнате. Не дело это — изображать такие вещи. Разве вам не кажется, что это ужасно, мистер Хастейн? Они выглядят так, как будто вырвались из ада, и заставляют вас верить в то, что этот ад где-то неподалеку. Даже… даже воображать такое — дурно и грешно, и жаль, что Киприан никак не может остановиться. Я боюсь, с ним что-нибудь случится, с его разумом, если он станет продолжать. И я тоже сойду с ума, если мне придется все время их видеть. Боже мой! Кто угодно свихнулся бы в этой студии.

Она запнулась и, казалось, заколебалась. Потом:

— Не могли бы вы что-нибудь сделать, мистер Хастейн? Не могли бы вы поговорить с ним и объяснить, как дурно он поступает и как это опасно для его рассудка? Вы, должно быть, имеете большое влияние на Киприана — вы ведь его кузен, правда? И он считает вас очень умным. Я никогда не стала бы вас просить, если бы мне не пришлось видеть слишком много такого, чего быть не должно. Кроме того, я не стала бы вас тревожить, если бы могла обратиться еще к кому-нибудь. Весь этот год Киприан безвылазно просидел в этой ужасной мастерской и почти ни с кем не виделся. Вы первый, кого он пригласил посмотреть свои новые скульптуры. Он хочет, чтобы они оказались полной неожиданностью для критиков и публики на его следующей выставке. Вы ведь поговорите с Киприаном, правда, мистер Хастейн? Я никак не могу остановить его. Он, похоже, восторгается теми безумными страшилищами, которых создает. И просто смеется надо мной, когда я пытаюсь предостеречь его. Однако я думаю, что порой эти твари и ему треплют нервы, и он начинает бояться своей собственной болезненной фантазии.

Если еще что-то и было нужно, чтобы окончательно добить меня, отчаянной мольбы девушки и ее неясных мрачных намеков вполне хватило. Я отчетливо видел, что она любит Киприана, безумно беспокоится за него и панически боится — в противном случае она не бросилась бы с такой просьбой к незнакомцу.

— Но я не имею никакого влияния на Киприана, — возразил я со странным смущением. — В любом случае, что я могу сказать? Чем бы он ни занимался, это его дело, а не мое. Его скульптуры превосходны — я никогда не видел ничего более впечатляющего — в своем роде. Я не смогу привести ни одного разумного довода, и он просто выставит меня вон из мастерской. Художник имеет право выбирать сюжет для своих произведений, даже если он берет его из самых нижних кругов чистилища или царства мертвых.

Должно быть, девушка довольно долго упрашивала и убеждала меня в пустынном вестибюле. Слушая и пытаясь убедить ее в моей неспособности выполнить ее просьбу, я точно вел тщетный и скучный диалог. В течение нашей беседы она рассказала мне некоторые подробности, которые я не хочу приводить в этом повествовании; эти подробности, касающиеся психической деформации Киприана, его нового сюжета и методов работы, были слишком отвратительными и шокирующими, чтобы поверить в них. Она прямо и косвенно намекала на растущую извращенность моего кузена, но мне почему-то казалось, что еще больше она утаивала, и даже в своих наиболее устрашающих разоблачениях она не была полностью откровенна со мной. Наконец, отделавшись неопределенным обещанием поговорить с Киприаном и переубедить его, я улизнул от нее и вернулся в свою гостиницу.

Весь день и последовавший за ним вечер прошли словно в навязчивой дымке дурного сна. Я чувствовал себя так, как будто с твердой земли ступил в бурлящую, угрожающую, сводящую с ума бездну тьмы и утратил всякую ориентировку. Все это было слишком омерзительно — и слишком неясно и нереально. Перемена, произошедшая с самим Киприаном, была не менее ошеломляющей и вряд ли менее ужасающей, чем отвратительный призрак из книжной лавки и демонические скульптуры, созданные с поразительным мастерством. Им словно овладела какая-то дьявольская сила или сущность.