Хищнику пришлись по душе необычные вкусовые качества последней трапезы, и он решил на несколько дней задержаться. Он снял номер в гостинице на Мейн-стрит.
Потом задумчиво раскинул и потянул к себе сеть:
«… брбрбрвмордубрбрческийбрбрбрбрчеш…»
«…спустить в подвал и выбить все дерьмо из проклятого чешского ворюги проучить его будет знать как шарить по товарнякам в моем районе…»
«… брбрбрбрбрбр…»
«…позвонить мистеру Райану в Шекаго пусть скажет тем подлым шулерам кто здесь имеет право держать игру ентой дыре в лесах черт подери не буду платить откупные ежели нет никакой защиты…»
Хищник прислушался к этому последнему: кажется, пахло деньгами, а деньги могли понадобиться, если вдруг захочется посидеть здесь подольше.
Он ошибочно думал, что жители городка, все эти восточноевропейцы, были похожи на бродяг и нищих, которыми он подкармливался на дорогах в юные годы — глупые и не представляющие никакой опасности, глупая и ничего не подозревающая дичь, что в конце концов одно и то же…
Утром он не нашел в местной газете ни слова о смерти юнца с квадратной головой и пришел к выводу, что гибель его практически никто не заметил. Он был прав — газета ничего не заметила. Газету издавали угольная и сталелитейная компании, и предназначалась она для руководства и бригадиров, чистокровных американцев. Но другой город, тот, где не было ни законов, ни полиции, тот город, куда еженедельную газету или две доставляли из соседнего городка, все отлично заметил. Корни другого города уходили на две тысячи лет в прошлое — такие нелегко выкорчевать. Хищник, однако, не подозревал, что другой город существует.
В тот вечер он подкрепился беспечной молоденькой проституткой. Перед тем, как приступить к ужину в ее комнатке, он огорошил и привел девушку в восторг пачкой десятидолларовых купюр. И снова он ощутил восхитительную разницу между вкусом местных жителей и обитателей больших городов…
Утром Хищник счел, что никто опять ничего не заметил. И верно, упорядоченный город, не желая признавать, что по его улицам разгуливали шлюхи и их находили мертвыми, сунул дело под сукно и забыл о нем; только участковый полицейский, настоящий американец, еженедельно собиравший с погибшей девушки дань, пожалел о ее смерти.
Но другой город, неизвестный Хищнику, ходил ходуном. Делегация горожан отправилась к единственному официальному лицу этого города. Увы, тот был молод, получил американское образование и, возможно, даже не понимал некоторые важные вещи, ибо сказал:
— Дети мои, это глупые суеверия. Ступайте домой.
В течение дня Хищник все же умудрился досадить порядочным жителям американского города, позволив себе принять их приглашение поиграть в покер в задней комнате гостиницы. Партнерами по игре были шестеро налитых виски бездельников с бегающими глазами. Играть он не любил, играл плохо и с облегчением встал из-за стола, унося долларов триста. Один из бездельников мигом бросился в полицейский участок и обвинил чужака в шулерстве. Но сержант полиции, как с удовольствием отметил Хищник, оказался человеком с юмором и высмеивал незадачливого картежника, пока тот не взбеленился.
Снова ночь, и снова голод…
Он шел по городским улицам, и всюду было пустынно. Странно… Настоящие американцы гуляли, сидели в барах, дежурили по участкам, читали газеты, собирали плату с жильцов, смотрели кино — но куда подевались все остальные?
Он раскинул сеть:
«…брбрбрбрбр вот и пир… брбрбрбр…»
«…чокнутая мамаша полячка хотела запереть меня дома когда в “Мажестике” фильм с Эрролом Флинном ну и как она узнает если есть задняя дверь…»
Это уже лучше. Он перешел на другую сторону улицы и мысли зазвучали яснее. Он сосредоточился на них.
«…Боже он такой здоровый этот Стенли но на меня даже не смотрит все эта Верка Ковалик хотела бы я врезать ей разок прямо в ее брбрббрбр вот же тронутая у меня мамаша не хочет быть американкой так стыдно…»
С полквартала, не больше, в боковой улочке! Кирпичные дома в два этажа, задние дворы выходят на дорожку. Она выйдет через заднюю дверь.
Как тихо здесь, даже странно.
«…ос-то-рож-но по ступенькам починить бы эту скрипучую половицу так она меня в прошлый раз застукала какого черта все так перепугались чего боятся пошли к отцу Другасу ничего не говорят спорю кто-то опять эта Верка Ковалик и ее большие…»
«…брбр Bozhe брбр вот пир брбр…»
Она приближается, приближается!
«…все думают я ребенок я им покажу кто ребенок спорю если бы Стенли поймал меня здесь в темноте и все такое он был не подумал что я ребенок Верка Ковалик гадина вот ее родители не думают что она ребенок…»
Несмотря на всю напускную храбрость, она задрожала от ужаса, когда Хищник произнес:
— Привет.
— Кто… кто… кто? — запинаясь, начала она.
Быстрее, пока она не стала кричать.
Вкус ее ужаса был восхитителен.
Но осмотрительность не помешает. Он осторожно забросил сеть и прислушался.
«…брбрбрббрбрбрбр вот пир».
Бесчисленные глаза другого города, чей опыт в таких делах насчитывал более двух тысяч лет, следили за ним. Бессмысленный шум, который он уловил, был яростным взрывом гнева в соседнем затемненном доме.