Вампир из заграницы

– Так уж получилось, святой отец, что убил. Он бросился на меня и атаковал с такой яростью, что у меня не осталось выбора. Моей жизни грозила большая опасность, и я не мог избавиться от врага или сохранить свою жизнь иначе, кроме как убив его.

– Ты убил его?

– Да.

– Еще одна душа отправилась в вечность, – мрачно произнес монах. – Сколько еще пройдет времени, прежде чем людская злоба прекратит давать такие плоды?

– Но, святой отец, я поступил законно, спасая свою жизнь. Ибо это единственный закон, который нам дала природа, и его вряд ли можно назвать злобой, ибо само небо одарило нас возможностью защищаться.

– Помолчи, сын мой, ибо ты не знаешь ничего о таких материях. Поэтому я и говорю тебе: успокойся и скажи, чего же ты хочешь от меня.

– Чтобы вы произнесли мессу за упокой его души, и похоронили его по-христиански. Я не хотел бы… мы не хотели бы, чтобы тело его осталось там где лежит. Что бы оно не было полностью заброшено или лишено похорон.

– Такие слова говорят в твою пользу, сын мой, ибо я знал многих, кто пренебрег бы этим и позволил телу божьего создания лежать и гнить, подобно собаке. Сын мой, ты поступил хорошо, я ради тебя я исполню свой долг.

– Нет, святой отец, я не могу допустить, чтобы вы сделали это, не воздав ничего церкви. Здесь, в этом кошельке, вы найдете все, что у меня есть.

– Я возьму его, сын мой, но не для себя, а для церкви, которой принадлежит все, что ей предлагают.

– И это тоже, святой отец, – сказала Филаметта, протягивая кошелечек. – возьмите это, и ради меня сделайте все, что можно сделать на земле для тех, кто покинул ее из-за внезапной смерти.

– Сделаю, дочь моя.

– А теперь, святой отец, – сказал Хосе, – если пожелаете, я готов отвести вас туда, где лежит этот человек.

– Я пойду с тобой, сын мой, – сказал монах, пряча кошельки в одежде и поднимаясь.

Они вышли из хижины, но пошли кружным путем, позволив Хосе оставить Филаметту в безопасности на вилле маркизы, где она жила, будучи ее дальней родственницей.

Хосе вел монаха до тех пор, пока не пришли на место, где был убит незнакомец. Его окровавленный труп лежал на прежнем месте.

– Вот, святой отец, тот самый подлый злодей, который заплатил за свое злодейство, а, возможно, и целую жизнь злодейства.

– Может, и так, сын мой. Вид у него такой, словно природа создавала его не в лучшем настроении. Но может быть и так, что он наложила его характер на такую внешность как предупреждение остальному человечеству.

– Скорее всего, так оно и было. Ну вы же видите, что он убит. Филаметта никогда не обретет покоя, пока над его телом всю ночь не будет молиться какой-нибудь святой человек. Вот что она от вас просит, святой отец. А теперь я оставлю вас заняться делом, прощаюсь с вами и желаю вам удачи и приятной ночи.

Глава III

Вахта возле мертвеца – Покойник оживает – Смертельная схватка и убийство монаха

Монах смотрел вслед Хосе несколько секунд, пока тот не скрылся из виду, и даже потом постоял некоторое время, уставившись ему вслед и словно погрузившись в размышления, позабыв о настоящем. Наконец он повернулся и уставился на хладный труп.

Тот лежал перед ним во всей своей отвратительности – и жуткой реальности. Шляпа с широкими полями свалилась при падении, открыв лицо мертвеца.

– Аве Мария! – пробормотал монах, перебирая четки. – Никогда еще не видел столь отталкивающее существо. Молю небеса о том, что он мог быть внутри красивее, чем снаружи, и что духовнее он был лучше, чем телесно. Хотел бы я поговорить с ним до того, как душа его отлетела, ибо меня одолевают дурные предчувствия насчет ее спасения – однако я не буду обвинять его в неизвестных грехах.

– А в этом, – пробормотал он после паузы, – воистину могло не быть необходимости, если взглянуть на его внешность и деяния – во всяком случае, единственное его деяине, о котором мне известно, под стать его внешности. Будь это иначе, я мог бы сильно усомниться в нем, но двух таких доказательств достаточно, чтобы проклясть даже лучшее человеческое существо во всем христианском мире.

Он снова помолчал, разглядывая лицо мертвеца, но явно не удовлетворился мыслью насчет успеха своей обязанности священника.

– Я охотнее помолился бы возле тела честного бедняка, – сказал он, всматриваясь в продолговатое и бледное лицо покойника, чьи свинцовые глаза, казалось, уставились на монаха. – Я куда охотнее увидел бы на его месте какой-нибудь ранний цветок, срезанный еще не распустившимся… тогда я смог бы рыдать и молиться за него. Но этот – увы! – не кто иной, как взрослое беззаконие, ибо ничем иным он быть не может.

Монад присел на ствол упавшего дерева.