Вальведр

— По-моему? Может быть. Посмотрим! Если ты будешь вести себя ветрогоном, я скажу, что ты еще ребенок, не хорошо понимающий, что такое честь. Что же ты намерен делать, а? Отомстить себе за свое собственное безумие, бросая вызов Вальведру, что доказало бы только его правоту.

— Да, я бросаю ему вызов! — вскричал я. — Я поклялся жениться на его жене, поклялся и ей и своей совести. Следовательно, я сдержу свое слово, но до той минуты я буду ее единственным защитником, потому что г. де-Вальведр предсказал, что я буду обманут, а я хочу доказать, что это неправда, потому что он пообещал убить меня, если я не исполню его воли. Я жду его твердо, чтобы узнать, который из нас убьет другого, потому что, наконец, я не желаю, чтобы он воображал, что запугал меня и что я способен покориться условиям мужа, отрекающегося от жены, и все-таки желающего играть самую лучшую роль.

— Ты говоришь, как полоумный! — сказал Обернэ, пожимая плечами. — Если бы Вальведр желал иметь на своей стороне общественное мнение, он предоставил бы жене идти навстречу скандалу.

— Быть может, Вальведр опасается менее порицания, чем возможности показаться смешным!

— А ты сам?

— Это еще более мое право, чем его. Он сам вызвал мою злость, он должен был предвидеть и последствия ее

— Значит, решено — ты похищаешь?

— Да, и со всевозможной таинственностью, потому что я не желаю делать Алиду свидетельницей трагедии, неизбежности которой она и не подозревает. И ты не видишь этой тайны, потому что не можешь же желать быть секундантом Вальведра против меня, твоего лучшего друга?

— Моего лучшего друга? Нет, если ты станешь упорствовать в своем намерении, то можешь подавать в отставку от этого звания!

— Я буду упорствовать, ценой дружбы, ценой самой жизни. Но как только я водворю Алиду в безопасное место, я вернусь сюда и явлюсь к г. де-Вальведру для того, чтобы повторить ему все, что ты только что слышал и что я поручаю тебе сказать ему, как только я уеду, т. е. через час.

Обернэ видел, что я непременно буду стоять на своем, и что его выговоры только больше раздражают меня. Он вдруг решился.

— Хорошо, — сказал он. — Когда ты вернешься, ты найдешь Вальведра готовым поддерживать с тобой сей замечательный разговор, а до завтра он не узнает, что я тебя видел. Уезжай как можно скорее, а я постараюсь помочь ему не найти своей жены. Прощай! Я не желаю тебе большого счастья, ибо, если бы ты был способен вкушать счастье в подобных обстоятельствах, я стал бы презирать тебя. Я рассчитываю еще, что ты пораздумаешь, и что угрызения совести вернут тебя на путь уважения к общественным приличиям. Прощай, бедняга Франсис! Я оставляю тебя на краю бездны. Один лишь Бог может помешать тебе скатиться туда.

Он вышел. Голос его заглушали слезы, от которых разрывалось мое сердце. Потом он вернулся. Я хотел броситься ему на шею, но он оттолкнул меня, спрашивая, не передумал ли я. А когда я отвечал, что нет, то он продолжал холодно:

— Я вернулся сказать тебе, что если тебе нужны деньги, то я могу предложить их тебе. Не подумай, чтобы я не упрекал себя, что доставляю тебе средства губить себя, но я предпочитаю это тому, чтобы ты обратился к этому Мозервальду… Ведь он твой соперник, надеюсь, ты это знаешь?

Я не мог больше говорить. Меня душил конвульсивный кашель. Я отвечал ему знаком, что мне ничего не нужно, и он ушел, не пожелав пожать мне руки.

Через несколько минут после его ухода я вступил в совещание с моим хозяином.

— Невфалим, — сказал я ему, — мне нужно 20 тысяч франков, и я прошу их у вас.

— Ах, наконец-то! — вскричал он с неподдельной радостью. — Значит, вы действительно мой друг!

— Да, но выслушайте. Все имущество моих родителей состоит в 40 тысячах франков, помещенных на мое имя. У меня нет долгов и я единственный сын. Пока мои родители живы, я не хочу трогать этот капитал, на проценты которого они живут. Вы мне назначите срок, а я напишу вам вексель на всю сумму с процентами.

Он не хотел принимать этого обеспечения. Я заставил его согласиться, грозя ему в случае отказа обратиться к Обернэ, предложившему мне свой кошелек.

— Разве я уже недостаточно обязан вам, — сказал я, — раз вы принимаете единственное доказательство моей состоятельности, которое я могу вам дать, а именно мое слово?

Через четверть часа я сидел с ним в карете. Мы выехали из Женевы, и он отвез меня в одну из своих загородных вилл, откуда я выехал на почтовых к французской границе.

Я очень тревожился об Алиде, которая должна была присоединиться ко мне туда вечером и которая, казалось мне, чересчур внезапно покинула дом Обернэ, а потому рисковала наткнуться на какое-нибудь препятствие. Но, доехав до назначенного места, я нашел уже ее там. Она перепрыгнула из своей кареты в мою, и мы быстро продолжили путь. В то время железных дорог не было, и догнать нас было нелегко. Однако же, для Вальведра это не было невозможно. Дальше читатель узнает, что избавило нас от его преследования.