Вальс

Немец, разумеется, не отдавал себе отчета, в какое положение он ставит Лилю. Не мог же он подозревать, что она из-за него лишилась жилплощади и теперь ей в буквальном смысле слова негде жить. Немец попрощался и уехал к себе в Федеративную Республику.

Лиля осталась одна в комнате, которую, съехав от Веселовского, сняла у буфетчицы, ушедшей на полгода в плавание с китобойной флотилией «Слава». Жить было где, но временно. Буфетчица должна была вернуться через три месяца, и тогда нужно было бы снова охотиться за жильем. После пройденной школы Лиля твердо знала, что человек без жилища, словно птица без крыльев, то есть вообще не человек, а одно только имя. Человек без жилплощади — это человек без души. Что ж, Лилины представления в какой-то мере отражали реальную действительность. Собственно, не одна она так думала.

Кроме жилища, надо было еще искать работу, потому что при Веселовском Лиля не работала — не было такой надобности. Теперь же надо было кормить дочь и самой кормиться.

Тут сверкнул луч надежды: буфетчица не вернулась. Сначала прошел слух, что она утонула в южной части Атлантического океана. Потом прошел другой слух, что будто бы она сошла на берег в Кейптаунском порту и скрылась среди местного населения. Узнав об этом, Лиля только позавидовала буфетчице. Ведь буфетчице удалось то, что не удалось Лиле. Лиля опять вспомнила своего немца и испытала чувство горького и глубокого разочарования.

Лиля, однако, решила, что буфетчицыно счастье не должно быть совсем уж бесполезным для нее. Раз буфетчице заграница, то пусть Лиле достанется хотя бы комната. Нельзя ж, чтобы одним было все, а другим ничего.

Лилина правота подтверждалась тем, что точно так же рассуждали многие. Но это же и усложняло дело, потому что общность мнений породила жестокую конкуренцию. На комнату оказалось пять претендентов. Столько у буфетчицы было соседей.

У Лили было одно преимущество. Она в комнате уже находилась. Ее нужно было выкуривать. Но с другой стороны, у Лили не было на комнату абсолютно никаких, логических, если можно так выразиться, прав. Она была пришельцем. Соседи же были жильцами ближайших к спорной комнате участков земли, что сообщало их претензиям некоторую именно, что ли, логику. На эту логику они стихийно и упирали.

Логика была, конечно, сильная, но неправильная. Чтобы осуществить эту неправильную логику, соседям пришлось ввязаться в споры с администрацией и законом, и конца этим спорам не предполагалось. В частности, пришлось со справками в руках доказывать уполномоченным конторам, что факт соседства комнат материально наличествует быть, то есть, скажем, что комната А является соседней в отношении комнаты Б, поскольку она расположена в непосредственном соседстве с комнатой Б и никакая комната В между ними не пробежала.

Чтобы доказать эти страх как неочевидные вещи, нужна была большая куча времени, и как только жильцы-соседи ввязались в тяжбу, они тут же и поняли, что хотя данная правда свое в конечном итоге возьмет, неизвестно, когда будет в конечном счете конечный конкретный окончательный неоспоримый итог.

Соседям лучше было бы посадить Лилю с дочкой в правильную осаду. Не давать ходить в лавку — только и всего. Посидят без хлеба день, три, пять, восемь с половиной — завоют. И сами же выбегут. Проситься наружу будут.

Впрочем, соседи сперва это и пытались сделать. Но план не осуществился. По той простой причине, что в этот самый момент из магазинов пропали вообще все продукты, и осаждающие и сами оказались в положении осажденных. Соблазнительно было изолировать Лилю с дочкой от магазинной жратвы, но не от чего было изолировать.

Когда государство решило проблему выживания граждан, раздав всем талоны на питание, то соседи получили на руки талоны и на Лилю с дочкой. Тут им подвернулась безусловная возможность доканать Лилю, но они ею, сукины дети, не воспользовались. Осаждающие стали неизвестно почему отдавать пайку осажденным, в результате чего осада практически сорвалась.

Каким умом осадное войско рассчитывало, никто никому вразумительным образом не разъяснил. Но факт, что Лиля с дочкой по талонам получали вместе со всеми и питались не хуже соседей. Соседи, можно сказать, и плакали, и матерились, но питание исправно передавали тем, кому оно надлежало. Что за нерасчетливость, ей-богу, о русский народ!

Но, делая одной рукой добро, он же, дери его за ногу, другой рукой нарушает права человека.

Соседи, хотя и продолжали Лилю со своих же рук кормить, но по линии закона продолжали тиранить. Суд долго рассматривал каждое обстоятельство и все не мог вынести решение, потому что согласно законам оказывалось, что комнату выбывшей буфетчицы не следовало отдавать никому. Согласно законам ее полагалось отдать какому-то постороннему человеку из общей очереди на жилплощадь.