Читаем Валькирии. Женщины в мире викингов полностью

Нетрудно вообразить, что некоторые девушки мечтали о том, чтобы преуспеть в ремесле, считавшимся мужским, или оказаться при дворе. Да, они могли стать женами или возлюбленными поэтов и воинов, но хотели они другого – самим оказаться на их месте. Придворный скальд – это роль, отголоски которой мы видим сегодня в том, чем занимаются советники, политтехнологи, пиарщики и глав фан-клубов. Для умных и амбициозных молодых людей этот чин был чуть ли не пределом мечтаний. Саги знают много успешных примеров восхождений юношей по карьерной лестнице вплоть до звания придворного скальда, которое обеспечивало безбедное существование в обмен на право прославлять конунга. Одной смекалки в этом деле было недостаточно, необходимо было и первоклассное образование. Успешные поэты тех времен были, по нашим меркам, выпускниками Оксфорда и Кембриджа, ведь для написания и даже истолкования стихов требовались серьезные навыки. Скальд должен был уметь пользоваться определенной лексикой и соблюдать конкретную метрику стиха. Кроме того, от их произведений ждали загадочности и сложной символики, которую подчас трудно расшифровать. Даже истолкование стихов было делом непростым, поэтому подавляющее большинство известных поэтов были мужчинами, как и их заказчики. До нас дошло несколько сочинений женщин-скальдов (их число несопоставимо мало по сравнению со стихами, написанными мужчинами), но это говорит о том, что и женщин этому ремеслу обучали, но, видимо, в качестве редкого исключения из правил. Встречаются в сагах и примеры королев (например, Гуннхильд), восхваляемых в стихах, но их тоже немного[120].

В то время как эддическая поэзия анонимна и часто трагична, например, при описании страданий женщин, чьи мужья погибают в бою, произведения скальдов имеют конкретных авторов, которые прославляют битвы и самих воинов. В круг основных сюжетов входят: жизнь конунгов, сражения и ратные подвиги на воде и на суше. В этих стихах много восхваления и очевидного преувеличения, граничащего с бахвальством, сегодня мы бы точно назвали их мачистскими (см. предисловие)[121]. Дошедшие до нас образцы женской поэзии демонстрируют превосходное владение техникой стиха и умением высокохудожественно раскрыть тему. Более того, они доказывают, что женщины тоже могли быть мачо[122]. Женщины-скальды прекрасно понимали условность жанра, который требовал от них звучать самонадеянно, а местами и высокомерно, как, к примеру, при сопоставлении величественного Тора со слабохарактерным Христом (обороты, которые при этом используются, сделали бы честь любому современному рэперу).

Среди тех, о которых мы знаем, стоит отметить Йорунн по прозвищу «дева-скальд» (skáldmær), жившую вначале X века. Ее стихотворение «Укус» (Sendibítr) служит остроумным политическим комментарием к разногласиям и примирению Харальда Прекрасноволосого с его сыном, Хальвданом Черным[123]. Одни из строк в «Укусе» практически дословно повторяет строку из стихотворения другого скальда, мужчины[124]. Является ли это взаимной цитатой, или оба автора ссылаются на один и тот же источник, – мы не знаем. Но сам этот факт говорит о том, что Йорунн мало чем отличалась от своих собратьев. Больше нам ничего не известно о Йорунн, кроме того, что в ее прозвище присутствует корень mær (девушка), а не kona (женщина). Это позволяет делать вывод о том, что она была молодой и незамужней[125]. Так как до нас не дошли другие ее произведения, мы можем предполагать, что после работы при дворе она сменила род своей деятельности. С другой стороны, они могли быть утеряны за то время, что прошло до начала XIII века, когда авторы саг начали включать стихи в свои тексты. В любом случае Йорунн – редкий пример женщины, занятой мужским делом.

Нам известно имя, по крайней мере, еще одной женщины, ставшей придворной поэтессой. Это Вильборг, которая сочиняла стихи в Норвегии в конце XI века[126]. Имена других женщин-скальдов (skáldkona) были забыты, либо попросту до нас не дошли. Кроме того, есть вымышленные женские персонажи саг, которым авторы приписывают умение слагать стихи. Эти упоминания могли показаться странными, если бы сама мысль о женщинах-поэтах была для читателей неприемлемой. Тем не менее количество женщин, занимавшихся стихосложением в эпоху викингов, было, очевидно, ничтожно мало на фоне числа мужчин-поэтов.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология