Читаем Валькирии. Женщины в мире викингов полностью

На фоне столь трогательного примера любви между женщинами, преодолевающей классовые и возрастные барьеры, «Сага о Ньяле» (Njáls saga) предлагает нам модель, в которой похожие отношения предстают как потенциально опасные. Тьостольв – ревнивый и склонный к манипуляциям опекун Халльгерд. Сперва он убивает ее первого мужа, который действительно был грубияном и тираном, но затем, когда девушка уже счастливо живет во втором браке, задира Тьостольв сам становится угрозой. Он объявляется в доме Халльгерд незваным гостем и просит приютить его. Читатель вправе предположить, что девушка, за которую может заступиться новый муж, откажет ему, но Халльгерд, которую обычно сложно разжалобить, этого не делает. Трагедия не заставляет себя долго ждать: Тьостольв убивает и второго мужа девушки, на этот раз заставляя ее по-настоящему горевать. Внимательный читатель может заметить, что рассказчик (намеренно или неосознанно) оставляет намеки на то, что, когда Халльгерд была маленькой, опекун подвергал ее сексуальному насилию или, по крайней мере, добивался этого. Это могло бы объяснить пассивность и нерешительность девушки, даже прошедшей через два брака[62].

Бабушки и дедушки тоже принимают участие в уходе за детьми, ведь они обладают большим временем, которое можно уделить этому занятию, чем родители, постоянно занятые другими обязанностями. Тем более, что старшему поколению порой недостает общения. В «Саге о людях из Лососьей долины» Гудрун, дочь Освивра, берет себе на воспитание внучку Хердис. В саге можно встретить трогательное описание того, как сильно Гудрун любит Хердис, а та послушно вместе с бабушкой участвует в ночных молитвах. Их взаимные любовь и преданность полностью лишены того напряжения, которое характеризует другие отношения Гудрун (см. главу 4), а ее нежность по отношению к Хердис в какой-то степени оттеняет ее собственный суровый характер. Еще одну пару положительных образов можно встретить в «Саге о людях из Флетсдаля» (Fljótsdæla saga): пожилой мужчина предлагает своему сыну, недавно потерявшему ребенка, позаботиться о его двухлетней дочери, оставшейся без матери[63]. Рассказчик убеждает нас, что цель старика – утешить отца, но мы можем предположить, что пожилой человек, который берет на воспитание внучку, это просто нормальная ситуация для тех времен. Подобные фрагменты саг позволяют представить себе, что обнаруженные в норвежском захоронении на Оркнейских островах тысячелетней давности скелеты женщины и 10-летней девочки могли принадлежать бабушке и внучке[64]. Такие трогательные примеры помогают поверить в то, что в скандинавском обществе молодые девушки по доброй воле скрашивали жизнь старух, перенимая семейные предания, даря поддержку и утешение.

<p>Дети за работой и игрой</p>

У нас мало данных о том, каково было быть ребенком в эпоху викингов, тем более что этот опыт, скорее всего, разнился в зависимости от региона, социальной и религиозной принадлежности. Этот разрыв проиллюстрирован в «Песни о Риге» (Rígsþula). По сюжету бог Риг посещает три хозяйства: лачугу раба, дом землевладельца и обитель знатной четы[65]. Как ни странно, Риг делит ложе с семейными парами в каждом жилище, а девять месяцев спустя там рождаются младенцы. Мальчику, родившемуся в доме рабов, достается самая тяжелая работа, как и его братьям по прозвищам «Вонючий», «Сутулый», «Обрубок», «Скотник», «Кривоногий» и «Храпун», которые говорят о неправильном питании, об изнуренности и болезненности детей. Ребенка, появившегося в знатной семье, назвали Ярлом (так же скандинавы называли своих племенных вождей, а позже – верховных правителей той или иной страны). У него были светлые волосы, румяные щеки, пеленки его были из шелка. А вместо рассказа о третьем ребенке можно привести археологические аналогии: в Бирке обнаружили тысячелетнее захоронение маленькой девочки, которая, судя по всему, питалась мясом, носила дорогую и качественную одежду и жила в достатке[66]. Но можно предположить, что жили в Бирке и другие дети, с менее завидной судьбой: с рационом похуже и которых не ожидали в конце жизни роскошные похороны. Дети викингов, безусловно, испытывали на себе влияние социального статуса родителей.Дети викингов, безусловно, испытывали на себе влияние социального статуса родителей.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология