Валис

И все же… риск сохранился.

Все это что-то вроде какой-то ужасной игры. Игры, исход которой неизвестен.

Libera те, Domine, сказал я себе. In die illa. Спаси и сохрани меня, Господи, в этот день гнева. Вселенную пронизывает поток иррационального, и мы, маленькое доверчивое «Рипидово общество», рискуем быть увлечены им и исчезнуть навсегда.

Как исчезли многие до нас.

Я вспомнил об открытии, которое совершил великий врач Возрождения. Яд в строго отмеренных дозах может служить лекарством. Парацельс первым использовал в качестве лекарства такие металлы, как ртуть. Именно благодаря этому открытию – использование ядовитых металлов в строго отмеренных дозах в качестве лекарства – Парацельс попал в учебники истории. Жизнь великого врача, впрочем, закончилась весьма неудачно.

Он умер от отравления металлом.

Так что если взглянуть на вещи с другой стороны, то лекарство может быть и ядом, лекарство может убить.

«Время – ребенок, играющий в шахматы; царство ребенка». Так написал Гераклит двадцать пять сотен лет назад. Ужасная мысль во многих смыслах. Самая ужасная из всех. Ребенок, играющий в игру… с самой жизнью, играющий везде.

Я бы предпочел альтернативу. Я осознал вдруг важность девиза нашего крошечного общества, девиза, не позволяющего ни при каких обстоятельствах разорвать связь с сутью христианства:

РЫБЫ НЕ МОГУТ НОСИТЬ ОРУЖИЕ!

Если отказаться от этого, нам придется столкнуться с парадоксом, а потом и с самой смертью. Как бы глупо ни звучал наш девиз, он выражает именно наше понимание сути вещей. Больше ничего и не требуется.

В странном сне Толстяка, там, где рыба уронила М-16, божественное обратилось к нам. Nihil Obstat. Мы обрели любовь и обрели свое место.

Однако божественное и ужасное очень близки друг к другу. Номмо и Йуругу были партнерами – оба были необходимы. Осирис и Сет тоже. В Книге Иова Яхве и Сатана тоже становятся партнерами. Чтобы мы продолжали жить, это партнерство должно быть разрушено. Закулисное партнерство должно закончиться, как только время и пространство и все создания обретут существование.

Не Богу и не богам надлежит господствовать, а мудрости, Святой Мудрости. Я надеялся, что пятый Спаситель будет таким: разрушит биполярность и явит себя единым. Не трое, не двое, а один. Не Брахма Создатель, Вишну Хранитель и Шива Разрушитель, а то, что Заратустра назвал Мудрым Разумом.

Бог может быть добрым и ужасным, но не по очереди, а одновременно. Вот почему мы ищем посредника между собой и Богом. Мы общаемся с Богом через священника и отгораживаемся от Него при помощи обрядов. Мы поступаем так из соображений безопасности, ограничивая Бога рамками, внутри которых Он безвреден.

Однако теперь, как понял Толстяк, Бог разрушил границы и взялся за преобразование мира. Бог вырвался на свободу.

Нежные голоса, хором распевающие: «àmhhb, аминь», делают это для успокоения паствы, а вовсе не для умиротворения Бога.

Если осознаете это, значит, вы добрались до самой сердцевины религии. Хуже всего то, что Бог может проникнуть в паству и в конце концов стать ею. Вы молитесь Богу, а Он платит тем, что овладевает вами. По-гречески это называется «энтузиазм», что переводится как «быть одержимым богом». Из всех греческих богов больше всего любил вытворять такое Дионис. И на беду, Дионис был сумасшедшим.

Порассуждаем в обратном порядке: если вы одержимы богом, то не важно, как его зовут, – так или иначе, это безумный Дионис. Еще он был богом интоксикации, что буквально означает «принятие токсинов». Другими словами – ядов. Вот она, опасность!

Если вы уловите это, то постараетесь убежать. Но как ни бегите, он все равно вас настигнет, ведь основой паники, ведущей к неконтролируемому бегству, является полубог Пан, а Пан – субформа Диониса. Так что как от Диониса ни беги, все равно тебя поймают.

Я пишу все это через силу; я так устал, что едва не падаю со стула. То, что случилось в Джонстауне, было массовым паническим бегством, внушенным сумасшедшим богом[21]. Паникой, ведущей к смерти – логический итог одержимости безумным богом.

Для них просто не существовало иного пути. Чтобы понять это, нужно стать одержимым, сумасшедшим богом. Понять, что, когда такое случается, другого выхода нет, потому что безумный бог везде.

Трудно увидеть здравый смысл в том, как девять сотен человек договариваются о собственной смерти и смерти своих детей. Однако безумный бог не обладает логикой, во всяком случае – в нашем ее понимании.

Дом Лэмптонов – величавую фермерскую усадьбу – окружали виноградники. Как-никак винодельческий край.

Мне тут же пришла мысль, что Дионис – бог виноделия.

– А тут хорошо пахнет, – сказал Кевин, вылезая из «Фольксвагена».

– Воздух не всегда такой чистый, – заметил Эрик. – Даже здесь.

Внутри дом оказался теплым и весьма симпатичным. Повсюду в рамках под стеклом, не дающим бликов, висели плакаты с изображениями Эрика и Линды, придавая старому деревянному дому современный вид.

Линда с улыбкой сообщила:

– Мы тут сами делаем вино. Из собственного винограда.

«Ясное дело», – подумал я.