ВАЛИС. Трилогия

— Если бы у тебя глаза были там, где положено… Дай мне закончить. Я буду спокойна. Я скажу это спокойно. Тим не только религиозная фигура. Он говорит для тысяч людей как в церкви, так и вне ее — вне, возможно, даже больше. Ты в это врубаешься? Если он трахается, то падаем все мы. Обречены все мы. Он едва ли не единственный из оставшихся, остальные — мертвы. Штука заключается в том, что это не необходимо. Это уж как он решил. Он увидел и пошел прямо на это. Он не отступился и не боролся — он принял это. Ты думаешь, что это — то, что я чувствую, — только из–за того, что мне пришлось возвращаться домой на поезде? Они убирают общественных деятелей одного за другим, и теперь Тим сдается, сдается по собственной воле, без борьбы.

— А ты хочешь бороться. Со мной, если потребуется.

— Я вижу, ты — глупец. Я вижу, все — тупицы. Я вижу, глупость побеждает. Пентагон здесь ни при чем. Это тупость. Идти прямо на это и говорить: «Возьми меня, я…»

— Ревность, — ввернул Джефф. — Твоя психологическая мотивация в этом доме повсюду.

— У меня нет «психологической мотивации». Я всего лишь хочу увидеть кого–нибудь, когда закончится пожар. Кого–нибудь, кто не… — Я остановилась. — Потом не приходи и не говори, что мы ничего не могли поделать, потому что могли. И не говори мне, что это было полной неожиданностью. Епископ, завязавший роман с женщиной, с которой знакомится в ресторане, — это человек, который только что задним ходом наехал на бензонасос и счастливо смотался. И насос следовал за ним. Вот как это работает: ты плющишь насос какого–то парня, и он несется, пока не догонит тебя. Ты в машине, а он на ногах, но он разыскивает тебя, и вдруг — вот он здесь. Так–то. Это тот, кто гонится за нами, и он догонит. У него всегда это получается. Я видела того парня с бензоколонки. Он был безумен. Он так и собирался продолжать бежать. Они не сдаются.

— И теперь ты это понимаешь. Благодаря одному из своих лучших друзей.

— Это–то хуже всего.

Ухмыльнувшись, Джефф произнес:

— Я знаю эту историю. Это история Даблью–Си Филдса.[48] Там директор…

— А она уже и не несется, — продолжала я. — Она его догнала. Они снимают квартиру. Все, что требуется, — это любопытный сосед. Как насчет того епископа–деревенщины, что преследует Тима за ересь? Как бы он этим воспользовался? Если кто–то преследует тебя за ересь, трахаешь ли ты первую же бабу, с которой знакомишься за обедом? И закупаешься ли потом для квартиры? Слушай. — Я подошла к мужу. — Чем можно заняться, побывав епископом? Тим уже устал от этого? Он уставал от всего, за что бы ни брался. Он устал даже от алкоголизма. Он единственный безнадежный пьяница, который протрезвился из–за скуки, из–за малого объема внимания. Люди обычно сами напрашиваются на беду. И я вижу, что именно это мы теперь и делаем. Я вижу, что он устал и подсознательно говорит: «Какого черта, глупо каждый день рядиться в эти смешные одежды. Давайте–ка вызовем какое–нибудь человеческое страдание и посмотрим, что из этого выйдет».

Рассмеявшись, Джефф заявил:

— Знаешь, кого ты мне напоминаешь? Ведьму из «Дидоны и Энея» Перселла.

— Что ты имеешь в виду?

— «Кто, как ворон мрачный клича, там, где Смерти есть добыча…» Прости, но…

— Ты тупой интеллектуал из Беркли, — отрезала я. — В каком гребаном мире ты живешь? Не в том, где я, надеюсь. Цитирование каких–то древних стишков — вот что нас погубило. Так и сообщат, когда откопают наши кости. Твой папаша цитировал Библию в ресторане точно так же, как и ты сейчас. Хорошо бы тебе мне врезать, или мне тебе. Я буду рада, когда цивилизация рухнет. Люди лопочут строчки из книг. Поставь «Вороватые пальцы» — поставь «Сестру Морфий». Мне нельзя сейчас доверять проигрыватель. Сделай это для меня. Спасибо за косяк.

— Когда ты успокоишься…

— Когда ты проснешься, будет уже поздно.

Джефф склонился и стал искать пластинку, которую я хотела послушать. Он ничего не ответил. Он наконец рассердился. Недостаточно, чтобы было полезно, подумала я, да еще и не на того. Как и в моем случае. Раздавленные собственным гигантским интеллектом: рассуждения, обдумывания и ничегонеделание. Правят кретины. Мы скандалим. Колдунья из «Дидоны и Энея». Ты прав. «Белинда, дай мне руку, пала тьма, на груди усну твоей, успела б больше — Смерть берег меня…» Что еще она сказала? «Но теперь я рада ей». Вот дерьмо, подумала я. Это важно. Он прав. Совершенно прав.

Повозившись с проигрывателем, Джефф поставил «Роллингов».

Музыка успокоила меня. Немного. Но я все еще плакала, думая о Тиме. И еще потому, что они дураки. Дальше некуда. И что хуже всего, что все так просто. Что большего и нет.