Валиханов

Неизвестно, какой разговор состоялся у полковника Черняева со штабс-ротмистром Валихановым 6 июня 1864 года в разрушенном артиллерией городе Аулие-Ате под причитания женщин, оплакивавших своих близких.

В воспоминаниях Потанина причиной разрыва Валиханова с Черняевым названы расправа русских войск над единоверцами Чокана или, может быть, и над соплеменниками. Ядринцев высказывается неопределенней: «Не сошлись ли эти два деятеля, или Валиханов содрогпулся и в нем запротестовало чувство ввиду предстоящей борьбы в Средней Азии, остается неизвестным».

И Потанин и Ядринцев с Чоканом уже не встречались. Пишут по слухам.

В Центральном государственном архиве Казахской ССР сохранился «Наказ начальника 8-го батальона Богацевича начальнику 9-го батальона майору Курзину» от 8 июня 1864 года, данный в крепости Аулие-Ата. Из этого документа явствует, что 7 июня Черняев отправил обратно в Верное часть своего отряда. При отряде, направляющемся в Верное, должен был состоять в числе других и штабс-ротмистр султан Валиханов.

Каковы бы ни были причины и обстоятельства отъезда Чокана из Зачуйского отряда, Черняев не обошел его наградой. За отличие в делах с кокандцами штабс-ротмистр Валиханов был представлен к чину ротмистра.

Стоит обратить внимание, что после взятия Аулие-Аты подал в отставку поручик Гази Валиханов. Не спутаны ли в слухах Чокан и его родич? Гази в оппозиции к Черняеву не состоял. Он просто-напросто отправился к приятелю своему, султану джалаиров Камбару Аланову, и принялся вместе с ним обирать степняков-кочевников. А после он вновь окажется на службе. И где! В лейб-гвардии Атаманском его императорского величества наследника цесаревича полку[128].

Чокан в отставку не подал. Не мог он, не имел права уйти в отставку летом 1864 года, когда ходжа Бузрукхан, за спиной которого стоял Якуб-бек, двинулся на Кашгар.

Скорее всего Чокан узнал о Бузрукхане и Якуб-беке после взятия Аулие-Аты от пленных сарбазов. И именно это стало причиной его срочного отъезда в Верное.

20 ноября 1864 года Чокан Валиханов сидел за низким столиком в неряшливом зимовье султана Тезека и писал Герасиму Алексеевичу Колпаковскому о своих переговорах с китайцами, прибывшими из Кульджи. Чокана беспокоило, что до сих пор нет известий от его помощника Бек-таира, направившегося для сбора сведений в Восточный Туркестан.

«Донося о сем вашему превосходительству, — писал Чокан, — прошу Вас, если можно, облечь мое агентство в официальную форму, чтобы после мне быть полезным Вашим сотрудником».

Значит, до этого он действовал из аула Тезека от себя, на свой страх и риск, по своему убеждению и со своими надеждами сделать все, что в его силах, чтобы пароды Восточного Туркестана перестали убивать друг друга.

Его характер и его убеждения недооценили даже близкие друзья. Ядринцев написал в своих воспоминаниях, что Валиханов удалился от дел и кончил жизнь печально среди родных кочевников, будучи не в силах передать им даже надежды на лучшее существование. Ошибку Ядринцева впоследствии использовали националисты, создававшие миф о разочаровании Валиханова: элегантный офицер русской армии переоделся в широкую киргизскую одежду и умер в заброшенном киргизском ауле.

Заброшенный аул?.. На самом деле Чокан жил то у Тезека, отнюдь не в глуши, а в центре большого рода албанов, то в Капале, где существовал кружок образованных людей, где выписывали столичные газеты и журналы. И, значит, он держал в руках книжку «Современника» № 6 за 1864 год, где над статьей К. Губарева «Киргизская степь» стояло посвящение ему, Чокану Валиханову. Автор статьи рассказывал русскому читателю о большой тяге киргизов к образованию — в чем примером для степного кочевого племени служит «…Чокан Валиханов — такая способная, развитая и дельная личность, какой не появлялось ни между одними инородцами сибирскими». Нет, в Петербурге его не забыли.

В остававшийся малый срок жизни время Чокана опять летело стремительно. Он был теперь не одинок — рядом с ним появилась Айсары, сестра Тезека.

О ней нам мало что известно. Свадебных торжеств, очевидно, не было. Ведь в них непременно участвовал бы знаменитый акын Суюмбай со своим учеником, уже восемнадцатилетним Джамбулом, и они бы сохранились в поэтической памяти народа.