Валентин Понтифик

– Лорд Валентин, – перебил Шанамир ледяным голосом, – не хочет об этом говорить, а тем более – за столом. В его присутствии не принято обсуждать этот вопрос. Теперь тебе понятно? Понятно теперь?

– Да, теперь – да, – жалким тоном ответил Хиссун.

От стыда ему хотелось спрятаться под столом. Ну откуда он мог знать, что корональ так чувствительно относится к неизбежному вступлению в должность понтифика? Ведь так же всегда происходит, разве нет? Когда понтифик умирает, его место автоматически занимает корональ и назначает нового короналя, который в свою очередь тоже переедет в Лабиринт. Это система, и она работает на протяжении тысячелетий. Если лорду Валентину так уж не хочется становиться понтификом, тогда ему придется отказаться от поста короналя, а закрывать глаза на порядок престолонаследия в надежде, что он отпадет сам собой, просто бессмысленно.

И хотя корональ хранил холодное молчание, Хиссун понял, что действительно навредил сам себе – хуже некуда. Сначала опоздал, а потом, как только впервые открыл рот, ляпнул непростительную глупость – какое ужасное начало! Неужели ничего нельзя исправить? Хиссун раздумывал об этом во время скучного выступления жонглеров и еще более скучных речей, последовавших за ним, и мучился бы так весь вечер, если бы не случилось нечто гораздо худшее.

Настала очередь лорда Валентина говорить тост. Но когда корональ поднялся с места, у него был странно отрешенный и озабоченный вид. Он будто спал на ходу – неуверенные движения, невидящий, туманный взор. За высоким столом начали шептаться. Пугающе долго он молчал и наконец заговорил, но сбивчиво и не по делу. Короналю нездоровится? Он пьян? Внезапно попал под какие-то злые чары? Хиссуна встревожило его странное состояние. Только что старый Хорнкаст сказал, что корональ не только правит Маджипуром, но в какой-то степени корональ и есть Маджипур, и вот он, корональ – с заплетающимся языком, и шатается, будто вот-вот рухнет.

Хиссун подумал, что его нужно взять за руку и усадить на место, не то он упадет. Но никто не смел двинуться с места. Пожалуйста, безмолвно умолял Хиссун, глядя на Слита, Тунигорна, Эрманара. Помогите ему, кто-нибудь, помогите ему. И по-прежнему никто не двигался с места.

– Ваше величество! – раздался хриплый крик.

И Хиссун понял, что крикнул это он сам, уже рванувшись вперед, чтобы подхватить короналя, пока тот не упал лицом на блестящий деревянный пол.

Глава 6

Вот сон понтифика Тивераса.

В царстве, где я нынче обитаю, ничего не имеет цвета, ничего не издает звука, все недвижно. Цветы алабандинов черны, и блестящие листы семотановых деревьев белы; птица, что не летает, поет песню, которую не услышать. Я лежу на ложе из нежного, мягкого, упругого мха и смотрю вверх, на капли дождя, которые не падают. Когда ветер дует в долине, неподвижные листья не шелестят. Имя этому царству – смерть, и алабандины мертвы, и семотаны мертвы, и птица мертва, и ветер, и дождь – все мертво. Мертв и я.

Они приходят ко мне, стоят вокруг, спрашивают:

– Ты Тиверас, что был короналем Маджипура? Ты понтифик Маджипура?

И я говорю:

– Я умер.

– Ты Тиверас? – снова спрашивают меня.

И я говорю:

– Я – мертвый Тиверас, что был вашим короналем и вашим понтификом. Вы видите – я не имею цвета, не издаю звуков? Я умер.

– Ты не умер.

– Вот, по правую руку от меня – лорд Малибор, что был моим первым короналем. Он мертв, не так ли? Вот, по левую руку – лорд Вориакс, бывший мой второй корональ. Разве он не умер? Я лежу между двух мертвецов. Я тоже мертвец.

– Поднимайся, вставай и иди, Тиверас, что был короналем, Тиверас, что ныне – понтифик.

– Мне нет нужды этого делать. Мне можно, я мертв.

– Услышь наши голоса.

– Ваши голоса беззвучны.

– Услышь, Тиверас, слушай, слушай, слушай!

– Алабандины – черные. Небо – белое. Это царство смерти.

– Поднимайся, вставай и иди, властитель Маждипура.

– Кто ты?

– Валентин. Я твой третий корональ.

– Слава тебе, лорд Валентин, понтифик Маджипура!

– Этот титул пока еще не мой. Поднимайся, вставай и иди.

И я говорю:

– Этого не требуется от меня, потому что я мертв.

Но они говорят:

– Мы не слышим тебя, тот, кто был короналем, и тот, кто ныне понтифик. – И голос, который сказал, что он Валентин, снова говорит мне: – Поднимайся, вставай и иди.

И в этом царстве, в котором ничто не движется, рука Валентина в моей руке, и она тянет меня вверх, и я плыву, легкий, как воздух, я плыву по воздуху вперед, двигаясь без движения, дыша без дыхания. Вместе мы переходим мост, что изогнулся как радуга, над бездной столь же глубокой, сколь велик мир. И от каждого моего шага искрящийся металл моста звенит, словно голоса юных дев. На той стороне все залито цветом: янтарным, бирюзовым, коралловым, сиреневым, изумрудным, каштановым, индиго, малиновым. Небосвод – нефритовый, солнечные лучи пронзают воздух, как сверкающие бронзовые спицы. И все плывет, все колышется, здесь нет неизменности, здесь нет постоянства.

Голоса говорят:

– Это жизнь, Тиверас! В этом царстве тебе надлежит быть!