Валентин Понтифик

– Я вижу в ней союзницу, как ни странно вам это покажется. Корональ и королева метаморфов – в единой лиге против тех, кто обратил против нас биологическое оружие. Глупость, да, Тунигорн? Не тушуйся, скажи прямо: ты считаешь это глупостью?

Тунигорн пожал плечами.

– Скажу откровенно: тут я тебе не советчик. Но считаю, что Делиамбер прав: Данипьюр избегает встречи с тобой и не позволит отыскать себя. И, полагаю, дальше терять время на эти скачки с препятствиями…

– Будет глупостью. Да. Безусловно, глупостью, когда у нас столько других дел.

Валентин умолк, взял пару первых попавшихся предметов для жонглирования у Залзана Кавола и принялся рассеянно перебрасывать их из руки в руку. «Гибель растений, голод, самозваные коронали, – думал он. – Безумие. Хаос. Биологическая война. Недвусмысленно проявленный гнев Божества. А корональ бестолково мотается по джунглям метаморфов с безумной затеей и горсткой спутников… Нет, нет…»

Он повернулся к Делиамберу.

– Ты хоть приблизительно представляешь себе, где мы находимся?

– По самой приблизительной прикидке, примерно в двух тысячах миль к юго-западу от Пилиплока, мой повелитель.

– И сколько времени нам может потребоваться, чтобы попасть туда?

– Я не советовал бы сейчас ехать в Пилиплок, – сказал Тунигорн.

– Это еще почему? – нахмурившись, осведомился Валентин.

– Опасно.

– Опасно? Для короналя? Тунигорн, я был там всего пару месяцев назад и не видел никакой опасности!

– За это время положение сильно изменилось. До нас дошли вести, что Пилиплок провозгласил себя независимой республикой. В городе сохранились значительные запасы продовольствия, и горожане боятся, что их изымут для поддержки Кинтора и Ни-мойи. Вот они и объявили, что выходят из содружества.

Валентин выпучил глаза, будто перед ним внезапно разверзлась пропасть.

– Выходят из содружества? Независимая республика? В этих словах нет никакого смысла!

– Тем не менее жители Пилиплока видят в них смысл. Не берусь предсказать, какой прием они окажут тебе в эти дни. Сдается мне, что разумнее будет отправиться куда-нибудь еще, пока ситуация не прояснится, – сказал Тунигорн.

– Да как я могу позволить себе бояться въехать в свой собственный город! – гневно воскликнул Валентин. – Порядок в Пилиплоке восстановится, как только я прибуду туда!

– Разве можно быть в этом уверенным? – проговорила Карабелла. – Это же Пилиплок, вечно раздутый от самомнения, и вдруг корональ явится туда на обшарпанной летающей лодке, в грязных и заношенных одеждах… Думаешь, там будут кричать здравицы в твою честь? Они изменники, отлично знают это и предпочтут усугубить свою измену, нежели покорно вернуться под твою руку. Нет, я считаю, что в Пилиплок следует войти только во главе армии!

– Я тоже так думаю, – поддержал ее Тунигорн.

Валентин тревожно взглянул на Делиамбера, на Слита, на Эрманара. Те ответили ему мрачными, унылыми, безнадежными взглядами.

– Получается, что меня опять свергли? – произнес Валентин, не обращаясь ни к кому из них в отдельности. – И я снова бродяга в отрепье, да? Я не смею войти в Пилиплок? Я не смею? А самозваные коронали в Кинторе и Ни-мойе – у них, несомненно, есть армии, а у меня нет, так что мне не следует вообще никуда соваться. Так что же, мне остается одно – вернуться к жонглированию, да? – Он рассмеялся. – Нет, я так не думаю. Я корональ и короналем останусь. Я-то надеялся, что покончил с восстановлением своего места в мире, но оказывается, что нет. Выведи меня из джунглей, Делиамбер. Отыщи мне путь на побережье, в какой-нибудь портовый город, который все еще хранит верность мне. А там мы займемся поиском союзников и вернем все на свои места, так?

– И где же мы будем искать союзников, мой повелитель? – спросил Слит.

– Везде, где получится, – ответил Валентин, пожав плечами.

Глава 8

На всем протяжении пути по долине Глайга из Замка в Лабиринт Хиссуну, куда ни глянь, попадались признаки неурядиц, творившихся в мире. Хотя в этой благодатной, плодородной части Алханроэля ситуация еще была далека от того накала, какого достигла дальше на западе или тем более в Зимроэле, он всюду видел и чуть ли не осязал тревогу – запертые ворота, испуганные глаза, желваки на скулах. А вот в Лабиринте, думал он, особенных изменений не заметно, может быть, потому, что запертые ворота, испуганные глаза и желваки на скулах всегда были присущи бытию Лабиринта.