Теперь дракон достигает отмели, волны расступаются перед ним, и он легко выходит на берег. Перезвон колоколов становится еще громче: ужасный звук неумолимо заполняет атмосферу, давит на нее, и с каждым новым ударом воздух становится гуще, тягучее, теплее. Драконий король расправляет колоссальные крылообразные плавники, растущие из мясистых утолщений за его головой, и с помощью крыльев делает бросок вперед, на морской песок. Когда его массивная туша оказывается на суше, первые странники подходят к нему, без колебаний входят в его титаническую утробу и исчезают; а за ними следуют и остальные нескончаемой вереницей добровольных жертв, стремящихся к дракону в то время, как он ползет им навстречу.
И они входят, и гигантская пасть поглощает их, и Валентин находится среди них, и он спускается глубоко в бездну драконьего чрева. Он попадает в бесконечное замкнутое пространство и видит, что оно уже заполнено неисчислимым множеством – миллионами, миллиардами – проглоченных, в числе которых люди и скандары, врооны и хьорты, лиимены и су-сухерисы, хайроги и все великое множество народов Маджипура, запертое без разбору в утробе драконьего короля.
Маазмоорн продолжает двигаться вперед, все дальше удаляясь от моря. Он заглатывает весь мир, все с большей жадностью поглощая города и горы, континенты и моря, вбирая в себя всю обширность Маджипура, пока, наконец, не проглатывает его полностью и не ложится, свернувшись кольцами вокруг планеты, как некая исполинская змея, проглотившая какое-то существо вселенского размера.
Колокола вызванивают триумфальную песнь.
– Вот, наконец, наступило мое царство!
Когда сон закончился, Валентин не стал возвращаться в состояние полного бодрствования, но позволил себе плыть в полудреме обостренного восприятия и продолжал лежать тихо и спокойно, восстанавливая в памяти сон, вновь входя во всепожирающую пасть, пытаясь растолковать видение.
С первыми лучами утреннего света к нему возвратилось сознание.
Карабелла не спала и лежала рядом, наблюдая за ним. Он обнял ее за плечи и игриво положил ладонь ей на грудь.
– Это было послание? – спросила она.
– Нет, я не ощущал присутствия ни Леди, ни Короля. – Он улыбнулся. – Ты всегда знаешь, когда мне снятся сны, верно?
– Я видела, что тебе что-то снится. Твои глаза двигались под веками, губы шевелились, а ноздри раздувались, как у загнанного зверя.
– У меня был тревожный вид?
– Нет, вовсе нет. Возможно, сначала ты и нахмурился, но потом улыбнулся во сне, и на тебя снизошло великое спокойствие, будто ты идешь навстречу предопределенной судьбе и полностью ее принимаешь.
Он рассмеялся.
– Ага, как раз в тот момент, когда меня опять глотал морской дракон!
– Твой сон был об этом?
– Приблизительно. Впрочем, все происходило не совсем так. На берег вышел дракон Кинникена, и я зашел прямо в его утробу. Как и все остальные в мире, как мне кажется. А потом он проглотил и весь мир.
– И ты можешь растолковать свой сон?
– Лишь отдельные места, – ответил он. – А смысл в целом ускользает от меня.
Он понимал, что было бы слишком просто счесть сон лишь отзвуком событий прошлых лет, будто включаешь волшебный куб и видишь воспроизведение того необычного происшествия времен изгнания, когда его действительно проглотил морской дракон после кораблекрушения у берегов Родамаунтского архипелага, а проглоченная одновременно с ним Лизамон Хултин пробила путь к свободе сквозь пропитанные ворванью потроха чудовища. Даже ребенку известно, что не следует воспринимать сон как буквальное воспроизведение биографических подробностей.
Но ничто не подсказывало ему и выхода на более глубокий уровень постижения, кроме простого до банальности толкования: наблюдаемые им в течение последнего времени передвижения морских драконов служат еще одним предупреждением о том, что мир в опасности, что какие-то могучие силы угрожают стабильности общества. Это было ему уже известно, и лишних подтверждений не требовалось. Но почему именно морские драконы? Какая носившаяся в его рассудке метафора превратила морских млекопитающих в чудовищ, угрожающих поглотить весь мир?
Карабелла заметила:
– Наверное, ты перенапрягаешься. Отвлекись, и, когда твой разум будет занят другими вещами, значение сна само придет к тебе. Что ты на это скажешь? Пойдем на палубу?
В последующие дни он больше не видел драконьих стад – лишь несколько отставших одиночек, а потом и они перестали попадаться. Да и сон Валентина больше не тревожили угрожающие образы. На море было спокойно, небо было ярким и чистым, с востока дул хороший попутный ветер. Валентин подолгу в одиночестве простаивал на мостике и всматривался в море; и вот пришел день, когда среди морской пустыни вдруг показались щитами над горизонтом ослепительно белые меловые утесы Острова Снов, самого священного и мирного места на всем Маджипуре, прибежища милосердной Леди Острова.
7