Валентин Пикуль

Физическая слабость всегда унижает мальчика в глазах сверстников. Кое-кто из семнадцатилетних парней попытался подшутить над цинготным блокадным мальчишкой, но у Вали нашлись хорошие покровители и друзья в лице Джека Баранова и Петра Царькова. Однако это длилось недолго, пока не образовался спаянный коллектив подростков, носящий имя — Школа юнг.

В 14 лет Валентин Пикуль принял присягу, без всяких скидок на малолетство.

Принятие присяги было приурочено к 25-й годовщине Великой Октябрьской революции и стало огромным событием, оставившим глубокий след на всю жизнь. «Сегодня смотришь иной раз по телевизору, как принимают присягу. Родители приезжают, оркестр исполняет праздничный туш. Ничего этого у нас не было. Застывший лес, шинель не по размеру, ботинки разваливающиеся, руки без перчаток. И вот берёшь рукавом винтовку ледяную, промёрзшую и даешь присягу. Вроде буднично, не романтично, даже грубо как-то. Но всё это нами было до глубины души прочувствовано.

Присяга давалась в сложных условиях, и никакой папа, никакая мама, никакая бабушка не смотрели на нас в этот момент. Мы были наедине друг с другом — мы и присяга. И хором мы текст присяги не читали. Каждый произносил присягу сам. И этой единственной в жизни клятве я верен и по сей день», — говорил Валентин в одном из интервью.

Согласно положению о юнгах ВМФ со времени принятия присяги на них полностью распространялся Дисциплинарный устав ВМФ.

В условиях войны много разговоров было о боевых действиях, сводках с фронта, который проходил рядом, о коварном враге. Никто из юнг в глаза фашистов не видел, но их присутствие на островах явно ощущалось. А что враг находится поблизости, совсем рядом, неожиданно почувствовал и Валентин. 3 декабря он заступил на пост по охране склада боеприпасов, который размещался в самой отдалённой землянке, с учебной винтовкой. Ему пришлось нести самую трудную вахту, которую моряки называют — «собакой»: с 00 до 4.00 часов утра. Днём снег чуть-чуть припорошил землю, стоял мороз. Перчаток не было, руки по очереди отогревал в рукавах.

И вдруг поблизости треснула сломанная ветка, юнга уловил шорохи шагов и почувствовал присутствие человека.

Валентин поближе придвинулся к двери склада с оружием, своим телом прикрывая её.

Но что-то, видимо, спугнуло диверсанта или нарушило его планы. Он выпустил зелёную ракету и исчез. Почему диверсант ушёл, оставив на снегу свои следы, для руководства школы так и осталось загадкой.

Каждый день юнги не только постигали азы своей специальности, но и заготавливали дрова, валили лес для строительства камбуза, складских помещений.

«15–16 декабря рота рулевых валила лес, — рассказывал друг Валентина Джек Баранов и очевидец событий. — Было очень холодно. Отогревались по очереди у большого костра. Мы с Валей лежали напротив друг друга по разные стороны костра. И тут случилось непредвиденное: подрубленная ель вопреки всем прогнозам, ветвями упала на костер, одновременно накрыв верхушкой Валентина. Пока он выбирался из “горящего плена”, на нём загорелась телогрейка и шапка. Пикуля госпитализировали с ожогами в госпиталь».

Несмотря на постоянные боли, госпиталь показался Вале раем. Здесь к нему пришла первая любовь — чистая и нежная — к медсестре с белым монашеским клобуком на голове. Он радовался улыбке медсестры, подолгу простаивал около её стола: счастливый влюблённый рассчитывал на ответное чувство, но… Заметив пристальное внимание юнги к сестре, лечащий врач перевёл Валентина в палату к тяжелобольным лётчикам. После выписки из госпиталя Валентин в течение несколько месяцев пытался «подсластить» свою любовь. Приносил Гале свой месячный сахарный паёк. Сахар она принимала, а о любви — ни слова.

Однажды друг увидел Галю вдвоём с мужчиной. Валентин набрался храбрости и решил выяснить отношения. От Гали он узнал, что она замужем и у неё есть ребёнок. Вспоминая свою молодость, Пикуль обычно шутил: «Моя первая “сахарная” любовь быстро растворилась».

Первый учебный год принёс много знаний и много трудностей. Занятия шли по десять — двенадцать часов в сутки. Юнг готовили как старшин, без скидок, давая им самую сложную теорию.

Валентин учился в пятой роте по классу рулевых. Знания, полученные в кружке «Юный моряк», как сигналы, внезапно всплывали из глубины памяти на поверхность, и с поразительной точностью и ясностью Валя отвечал на любой сложный вопрос преподавателя.

«Худое и бледное лицо Вали всегда преображалось на занятиях по “Морскому делу” и “Мореходным инструментам”. И в первую очередь поражала его исключительная память… В предмете “Набор корабля” нужно было перечислить сотни названий рангоута и такелажа — от киля до клотика, причём вся терминология была на английском и голландском языках.