Читаем Валаамская тетрадь полностью

А бывали случаи просто потешные. На всю жизнь запомнил одну свадьбу. (Но опять же без имен. Персонажи и так себя узнают.) Жили-были на турбазе лихой, многоопытный инструктор и молоденькая медсестричка. Ну, роман, ну, любовь, ну, свадьба! А что? Святое дело. Только свадьбу свою они решили сыграть не в Питере, не на Валааме даже, а на острове Ханхипзаси. Он на морских картах значится как Малый. А лежит островок от Валаама в трех милях, т. е. почти в пяти с половиной километрах. Да и островок крохотный и неуютный: голая скала, ни деревца, ни кустика, весь загаженный чайками. Одна примечательность — торчит на нем 20-метровая маячная башня. Маяк автоматический. Что они в нем нашли — непостижимо. Но вот решили — и все тут. Понаехали гости из Питера.

В назначенный час погрузились все в дори (большая такая ладожская рыбацкая лодка с дизельным мотором, вмещает до 25 человек) и отправились на этот «дивный» остров. Далее все как положено: расстелили скатерть-самобранку и ну гулять. Гуляли, гуляли, все съели, все выпили, пора и на Валаам, под кров турбазы. Хватились лодки, а лодки нет! В радостной суете предвкушения забыли ошвартовать (привязать) лодку, а ее ветерком да течением и унесло за горизонт! Далее все как в кино.

Идет вечером теплоход с Валаама на Ленинград. Люди на борту смотрят: с острова, затерянного в Ладоге, им приветственно машут руками, тряпками какими-то, камни в воздух кидают, что-то кричат «радостное» (голосов не слышно). С теплохода так же радостно помахали в ответ. Вахтенный штурман даже погудел этим робинзонам приветственно. И теплоход ушел. Утром картина повторилась, только теплоход шел другой — из Ленинграда на Валаам. Вечером все повторяется. Туристы на палубах завидуют: вот отдыхают люди, везет же некоторым. А «некоторые» эти на острове, будь он неладен, голодные третьи сутки, протрезвевшие без опохмелки, промерзшие (ведь в открытой Ладоге, а там тепло не бывает даже в июле), ночуя, как воробьи на жердочках, на ступенях винтовой лестницы, ведущей наверх маячной башни. Костры развести не из чего — один камень. Переругавшиеся все со всеми. В отчаянии махали всем, что у них имелось, и на следующее утро. Но теплоходы-то меняются. На них никому и невдомек, что на острове-то SOS, полный SOS! На турбазе никто и не хватился: гуляют люди, даже завидно! «Свадьба, она свадьба и есть: по-русски — дня три-четыре отдай, не греши, празднику».

На четвертые сутки утром с того теплохода, что уходил в первый день, увидев махание это, докумекали: что-то там не так. Застопорили ход, мотобот спустили. Спасли незадачливых гуляк от голодной смерти, а молодых — от развода. Ай да свадьба получилась, память на всю жизнь!

Жили мы тогда все лето на Гефсимании. Семерка наша составляла клан. Клан профессионалов. И попасть в него чужаку было непросто. Мы не чурались новичков, не отвергали их с порога. Но у нас выработался закон: вначале покажи, «как ты это делаешь», а уж мы решим: «наш» ты или не наш. Встречали радушно, обустраивали с жильем. Трапеза была общая. И поначалу нянькались: вычитывали их контрольный текст, давали читать материалы, которые были только у нас. (А это внушительная стопка литературы, статей, наших собственных изысканий-рефератов.) Таскали по всем маршрутам, показывая все, что было значимо, обучали методическим тонкостям, приемам. Потом бросали экскурсий на пять-семь в «свободное плавание», а затем принимали строжайший экзамен: присутствовали (чаще коллегиально) на маршруте с группой. И после этого решалось — «быть или не быть». Как правило, из 10–15 человек оставался один. Кстати, бюро в это не вмешивалось, это было дано нам «на откуп». Отбор был жесточайшим.

Попутно, естественно, присматривались к человеку и в быту: насколько опрятен, есть ли чувство такта, умеет ли ограничить эгоизм. В клане «я» нужно положить в карман и забыть о нем, существует только «мы».

Не слишком ли строго, спросите вы? Нет, не слишком. Благодаря всему этому к началу 70-х выкристаллизовалась когорта первокласснейших экскурсоводов. Нас приезжали слушать из Центрального совета по туризму, союзного министерства культуры. И ни единого провала, ни единого замечания. Нас ставили в пример. Туристы «дальнобойных» маршрутов открыто заявляли нам, что от Астрахани до Питера — валаамские экскурсоводы самые первоклассные. Было чем гордиться.

Но «выковывали» мы себя сами. Зимой мы перерывали вес библиотеки: БАН, Публичку, Академию художеств, театральную, Академии духовной. В те времена почти все материалы — книги, статьи, рефераты по Валааму — были закрытыми. Каких трудов стоило докопаться хотя бы до того, когда и с кем был Чайковский на острове. Сегодня это вызовет недоумение, а тогда… Тогда это был огромный труд. И мы искали, искали и искали, прежде всего памятуя заповедь: «Ищи, да обрящешь».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология