Второй охранник дремлет на крыльце здания, где на третьем этаже кабинет Шершня…
Дрон все время передаёт картинку, как в этот момент Шершень поднимается в кабинет, сбрасывает тесные штиблеты, со вздохом облегчения падает в глубокое кресло. День не столько тяжёлый, как сумбурный, но в конце концов ещё срослось. Дань с лавок и магазинов поступает исправно, строптивому баронету Вадбольскому показали свою мощь, подъехав на трёх автомобилях и на полчаса оккупировав его лавку.
Завтра он точно уедет, а производство оставит, но если случится невероятное, и заупрямится, придётся применить силу. И заказ сверху выполнит, и подомнёт под себя весьма доходное дело.
Он вытащил из нижнего ящика правой тумбы бутылку коньяка, налил в стакан. Бутылку обратно не вернул, коньяк хорош, стаканом не отделается…
Дверь резко распахнулась, Шершень ещё держал стакан в руке, но левой моментально ухватил пистоль в нижнем ящике левой тумбы, даже успел приподнять, как увидел перед собой бешеные глаза того юного баронета, непонятно как он успел с такой скоростью оказаться вот так рядом!
Сильный удар в лоб отбросил на спинку кресла, Шершень растекся безвольной тушей, сознание поплыло.
Я прислушался, всё тихо, охрану вырезал бесшумно, сейчас в здание и складские помещения заходят Иван с Василием и тройкой новых гвардейцев, наконец-то покажут мне, насколько хороши как в защите рода, так и в нападении.
Стакан ещё катится беззвучно по толстому ковру по направлению к массивному в рост человека сейфу за спиной хозяина кабинета, а я уже взял бутылку со стола и, наклонив над лицом Шершня, начал лить тонкой струйкой.
Он встрепенулся взглянул на меня выпученными глазами.
— Щенок, — прошипел он, — совсем обозрел?
Я врезал ему в зубы, стараясь не вышибить сознание, а только дать почувствовать во рту вкус крови и крошево собственных зубов.
— Ко мне обращаться, — сказал я сухо, — только на «вы» и как положено к барону, понял, идиот?
Он дернулся, но лезвие длинного острого ножа коснулось его горла. Вижу, как нелегко ему такое дается, уже давно вожак крупной преступной группировки, отвык кланяться, но когда лезвие медленно прорезает кожу на горле, надо считаться с реальностью.
О прошептал:
— Что вы хотите, ваше… благородие?
Но взгляд матерого волка исподлобья говорит, что ничего не кончено, он таких в бараний рог, а то и по полу, как плевок.
Я, не отнимая холодное остриё от его горла, сказал зловеще:
— Тебе заказали меня убить. Я с огромным удовольствием убил бы в ответ тебя… Но я человек деловой. Со вчерашнего дня уже барон, если тебе это что-то говорит о моих качествах… Мы с тобой поладим, только роли наши поменяются.
Он спросил тускло:
— Это… как?
Я ответил с терпением праведника:
— Преступность в столице цветёт и пахнет, здесь не какая-то простоватая и бедная Сибирь, здесь аристократ на аристократе, самые богатейшие купцы, промышленники, а значит и океан денег.
Он кивнул, подтверждая, а я продолжил раздумчиво:
— Власти понимают, люди есть люди, а это значит, человеки тоже скот, а ещё и лютый зверь рыкающий, быстро взвоют в чистом правильном и отвратительно праведном мире, всем нам нужно что-то запретное, да побольше, побольше, иначе жизнь не мила.
Он прохрипел с надеждой в голосе:
— Точно, парень…
Я пощекотал остриём ножа ему горло и чуть расширил порез.
— Кто?
Он стиснул челюсти, больно же, заставил себя сказать хрипло:
— Ваше… благородие…
— Потому в столицах и самые роскошные бордели, — продолжал я книжным голосом, я же культурный аристократ, барон, — лучшие тайные аукционы, подпольные бои, разве что наркотики идут не шибко, все ещё не распробовали, да и алкоголя пока хватает. Я преступность не люблю, но она есть и никуда не денется, а вот прибыль может принести немалую. Так что я ею воспользуюсь.
Он повращал глазными яблоками вправо-влево, но никто не спешит на помощь, сказал торопливо:
— Золотые слова!.. Мы делаем то, что другие хотят, но смелости не хватает.
— Ты сейчас назовешь мне счета в банке, — велел я. Он дернулся, я добавил со злой улыбочкой, — иначе придётся изрезать тебя на ленточки, но я всё равно узнаю то, что хочу. Взамен оставлю все твои тайники с награбленным золотом, дорогими вещами. Не потому, что не могу забрать, но это долгий путь — менять на рубли да и надо знать, кому впаривать. Оставлю твой прибыльный бизнес, но теперь будешь отстегивать мне десять процентов. Понял?
Он замолчал, я сильнее вжал остриё ножа, по горлу побежала струйка крови и начала скапливаться в ключичной выемке.
— Хорошо, — проговорил он с трудом. — Но деньги с моего счёта никто не выдаст.
— Передаешь только те, — сказал я, — что на предъявителя. Там у тебя основные капиталы, понимаю. На случай, если всё рухнет и придётся бежать. А ещё оттуда расплачиваешься с клиентами, которых называть не хочешь… Как и с тобой расплачиваются, кстати. А вообще, не темни, даю хорошие условия. Главное, что выигрываешь — жизнь!