Никто ко мне не бросился со счастливыми возгласами, я перевел дыхание и с трудом повернул голову. Мои суфражистки всё так же, сбившись в кучку и прижавшись одна к другой, как стая мартышек, смотрят заплаканными глазами на противоположную стену, где на закованном в блестящие доспехи коне выезжает на зелёный пригорок королева Елизавета, а толпа воинов кричит ей исступленно: «Глориана, Глориана, Глориана!»
Кое-как отдышавшись, я на подгибающихся ногах подошел к ним, но все четверо, не замечая ни меня, ни разбросанных на дне пещеры в лужах крови монстров, смотрят в слезах и рыданиях, как королева Елизавета прощается навек с преданным ей и любящим её Уолтером Рэйли.
Мысленно я велел дрону прекратить трансляцию. Рыдающие женщины наконец-то заметили меня, Глориана заговорила первой:
— А, это вы, баронет… Вы отлучались?
— Всё хорошо, ваша светлость, — ответил я мягко, лицо её бледное и заплаканное, явно успела пореветь несколько раз, а вот по лицам Иоланты и Анны сказал бы, что ревели постоянно, только Дроссельмейер хранит гордое молчание, но по биению её сердца чувствую, насколько и её тряхнуло. — Всё хорошо, барышни. Всё хорошо.
Сюзанна подняла на меня взгляд огромных и блестящих от слёз глаз.
— Вадбольский…
— Всё хорошо, — сказал я поспешно. — Я же маг иллюзий, о чем и признаваться стыдно, потому молчал. В прошлый раз, когда ходил один, нашел в пещере вещи убитых добытчиков, а с ними чудный артефакт, который запускает эти иллюзии.
Она охнула:
— Как?..
Я сдвинул плечами.
— Просто лежал среди костей и черепов. Я бы отдал хозяину, но добытчики простые разбойники, адресов не оставляют. Когда-то им повезло, а в последний раз нет. Всё просто, кто первый встал — того и тапки.
Анна возразила печальным голосом:
— Эх, почему наткнулась не я?
Дроссельмейер обняла её за мне.
— Успокойся, милая. Нас амулет всё равно бы не послушался. Ты лекарь, я маг огня, Иоланта — воздушник… Даже Глориана не смогла бы. Мы же всё презираем мужчин с иллюзиями.
Прозвучало как-то двусмысленно, Анна сказала с тяжёлым вздохом:
— Это не простые иллюзии.
Я оглядел всех, обратился к Глориане:
— Ваша светлость, не пора ли покинуть это место? Только спускаться труднее, чем вскарабкиваться!.. Позвольте, слезу первым. Чтобы подстраховать внизу…
Глориана уже пришла в себя, ответила сухо:
— Мы же не в юбках, вам будет неинтересно, баронет.
Мешки с добычей снова выносил я, как бы показывая свою силу и крутость, хотя на самом деле мог бы с легкостью выдать результаты и повыше. Но для правдоподобности пыхтел, горбился, тяжело дышал, но натужно улыбался, дескать, я герой, я красавец, очень хочу себя показать и покрасоваться.
Себе оставил только тёмные перлины и кристаллы, что навыковыривал, пока суфражистки смотрели удивительные иллюзии о жизни великой королевы Елизаветы.
Меня милостиво подбросили к дому на улице князя Бетховена. Иван и Василий показали себя во всей красе, встретив автомобили с ружьями в руках.
Глориана скользнула оценивающим взглядом по их рослым и молодцеватым фигурам, во взгляде на мгновение мелькнуло удивление, дескать, откуда у нищего баронета такие крепкие герои в охране, но ничего не сказала, велела шофёру трогать, и автомобиль унесся.
Иван сказал почтительно:
— Вас привезли на таком роскошном автомобиле, ваше благородие. Небось, целая графиня?
— Княжна, — уточнил я небрежно. — Думал, прозябать сюда приехали? Погоди, ещё не то будет… Нет, ужинать некогда, пойду наверх мыслить, а вы не беспокойте до самого утра! Чапаев думать будет.
— Ваше благородие, — сказал Иван малость смущенно. — К вам пришли.
— Кто?
— Похоже, власти.
Глава 13
Он почтительно распахнул передо мною дверь. Я шагнул в главную комнату, в кресле, нагло развалившись и закинув ногу на ногу, расселся неприметный человечек в мундире коллежского советника.
Самый нижний чин, определил я по знакам различия, но всё же представляет государство, а государство — это власть. Правда, аристократов позволяется тревожить только по особо важным делам, но я не аристократ, я вообще ещё не человек, а несовершеннолетний, это что-то типа тли дрожащей, в Риме вон вообще родители преспокойно имели право убить сына и даже оправдываться им не приходилось.
— Вадбольский, — сказал он, не поднимаясь. — Ты и есть Вадбольский?
Я смерил его хмурым взглядом, после победы в Щели Дьявола по инерции чувствую себя несокрушимым гигантом.
— Что за мерзавец, — спросил я грозным голосом, — вторгся в мой дом непрошенным? Да ещё и развалился в моем кресле?
Наглая улыбка сползла с его лица, однако не поднялся, лишь выпрямил спину, оторвав от мягкой обивки.
— Уполномоченный по делам несовершеннолетних, — произнес он сухо и четко, вперил в меня острый взгляд, но я не дрогнул, ещё не понимаю угрозы, хотя предчувствие довольно неприятное. — Поступило сообщение, что ты организовал незаконное производство…
Я сделал шаг вперед и прорычал, чтобы вид мой и голос звучали как можно естественнее для разъяренного аристократа: