— Теперь это не имеет значения. Все закончилось. Я просто... хотел повеселиться. И не я один.
Джон схватил сына за плечо и почувствовал, как что-то похожее на ледяную корку сломалось у него в груди. Взгляд Билли был странно темен и пуст, будто случившееся сожгло все предохранители в его мозгу.
— Все хорошо, — сказал Джон. — Слава Богу, ты остался жив.
— Папа, я был не прав, заявившись на праздник?
— Нет. Человек ходит туда, куда хочет, а иногда туда, куда не хочет. Я думаю, этой ночью ты ходил и так, и так.
Недалеко, в коридоре, кто-то взвыл то ли от боли, то ли от горя, и Джон вздрогнул.
Рамона вытерла глаза рукавом и осмотрела занозы на лице у Билли — некоторые находились в опасной близости от глаз. Потом она задала вопрос, хотя в ответе была почти уверена.
— Ты знал?
Он кивнул.
— Я хотел рассказать, я старался предупредить их, но я... я не знал, как это будет выглядеть. Мама, почему это произошло? Я мог бы все изменить, если бы действовал по-другому? — По его намазанным вазелином щекам текли слезы.
— Я не знаю, — ответила Рамона; обычный ответ на вопрос, мучивший ее всю жизнь.
В дальнем конце приемной возникла какая-то суматоха. Оглянувшись, Рамона и Джон увидели, как люди толпятся вокруг толстопузого мужчины с седыми вьющимися кудрями и высокого рыжеволосого юноши, примерно ровесника Билли. В следующее мгновение Рамона узнала вошедших, и ее словно пронзило током. Ужасная ночь палаточной проповеди стала прокручиваться перед ее глазами: за все эти семь лет она не смогла избавиться от мучительных воспоминаний. Какая-то женщина схватила Фальконера за руку и поцеловала, прося его помолиться за ее пострадавшую дочь; мужчина в рабочей одежде толкнул ее, чтобы подойти к Уэйну. За несколько секунд вокруг евангелистов образовалось плотное кольцо из рук и плеч родителей пострадавших детей. Они пытались схватить Фальконера и его сына, привлечь их внимание, коснуться их, как будто они были ходячими талисманами, приносящими счастье. Фальконер позволил несчастным окружить себя, но юноша в замешательстве отступил назад.
Рамона встала. К толпе, окружающей Фальконера, подошел полицейский и попытался навести порядок. В следующий момент жесткий взгляд Рамоны скрестился со взглядом евангелиста, и мягкое, холеное лицо Фальконера начало темнеть. Он двинулся вперед, к ней, не обращая внимания на просьбы о молитве и исцелении. Прищурившись, он взглянул на Билли, а затем снова перевел глаза на Рамону. Сзади стоял Уэйн, одетый в джинсы и голубую вязаную рубашку с аллигатором на нагрудном кармане. Он покосился на Билли, и их взгляды на мгновение встретились; затем глаза юноши тоже впились в Рамону. От его зрачков исходил жар ненависти.
— Я вас знаю, — мягко произнес Фальконер. — Я запомнил вас сразу, как только увидел. Рамона Крикмор.
— Правильно. Я тоже вас помню.
— Произошел несчастный случай, — начал объяснять Фальконеру Джон. — Мой мальчик был там. У него порезаны руки, и... он видел ужасные вещи. Вы помолитесь за него?
Фальконер не отрываясь смотрел на Рамону. Он услышал о взрыве костра по радио и приехал в госпиталь, чтобы предложить людям утешение. Снова нарваться на эту колдунью было последнее, на что он рассчитывал. Кроме того, ее присутствие может вредно повлиять на Уэйна. Рядом с Фальконером Рамона казалась карликом, однако под ее жестким оценивающим взглядом евангелист почувствовал себя маленьким и беззащитным.
— Вы привели сюда мальчика для того, чтобы он занялся исцелением?
— Нет. Он будет помогать мне во время службы.
Рамона повернулась к юноше, и Билли заметил, как сузились ее глаза. Она явно увидела в молодом Фальконере нечто такое, что напугало ее и что он сам не увидел.
— Почему вы так смотрите? — спросил Уэйн.
— Не обращай внимания. Она ненормальная.
Фальконер обнял сына за плечи и повел его прочь; внезапно какой-то мужчина в футболке и джинсах с пустым взглядом вскочил со своего места и схватил Уэйна за руку.
— Пожалуйста, — произнес он хрипло. — Я знаю, кто вы и что вы можете делать. Я уже видел вас раньше. Пожалуйста... мой сын сильно пострадал, его привезли только что, и врачи не знают, сможет ли он... — Мужчина вцепился в Уэйна так, будто у него отказали ноги. Какая-то женщина в домашнем халате вскочила со стула, чтобы поддержать его.
— Я знаю, что вы можете сделать, — прошептал мужчина. — Пожалуйста... спасите моего сына!
Уэйн быстро взглянул на отца.
— Я заплачу вам, — продолжал мужчина. — У меня есть деньги. Я обращусь к Богу, буду ходить каждое воскресенье в церковь и перестану пить и играть в карты. Только спасите его, не дайте этим... этим докторам убить моего ребенка!
— Мы помолимся за него, — сказал Фальконер. — Как его имя?
— Нет! Вы должны коснуться его, излечить его, как вы это делали по телевизору! Мой сын сильно пострадал, у него сгорели глаза!
Мужчина уцепился за рукав Фальконера, вокруг начала собираться толпа.
— Пожалуйста, разрешите вашему сыну исцелить моего мальчика, умоляю вас!