Бородан жил в самом стремном микрорайоне Сперанска – «Щепа». Находился он на отшибе города, а практически, за его чертой. Состоял он сплошь и рядом из серых моноблочных бетонных девятиэтажных хрущевок, каменные джунгли, мать их. «Щепа» была самым однообразным местом на Земле. Про выжженные кнопки в лифте, гопников в дешевых спортивных костюмах и мусорные кучи возле угла каждого дома говорить не буду.
И вот в одной из таких многоэтажек на восьмом этаже в квартире направо и пропал Бородан. Я ехал в обоссаном, оплеванном шелухой и прокуренном лифте, надеясь, что когда-нибудь его дверь откроется, и я вылечу на воздух. Ну вот, железная дверка лифта и открылась, и я уже стоял в коридоре. Знакомая картина: одиноко стоящая старая коляска без одного колеса, настенный турник в арке, сделанная из банки кофе «Nescafe» пепельница и убого обитые кожзамом двери каждой из квартир выдают характер жильцов, обитающих здесь. Квартиру Бородана я различил сразу, вход в нее был распахнут настежь, откуда доносились песни Высоцкого и группы «Кино». И мухи… Как много было мух.
Я не мог переступить порог, чтобы не блевануть от тошнотворного запаха тухлого мяса и тряпок. Невозможно было не то, что дышать, даже видеть, все было завешано какой-то густой пеленой. В коридоре прямо на полу валялся неизвестный мне татуированный дрищ, пуская пену прямо на пыльный ковер, чуть дальше возле разбитого стекла на тумбочке можно было разглядеть алюминиевую ложку, зажигалку и пользованный много раз шприц с ржавой иглой. Тухлый запах в квартире перебивался каким-то синтетическим веществом, по-моему, помесь ацетона с бензином.
Бородан лежал прямо в спальне, практически голый, с перевязанной в районе бицепса рукой. Подкатанные стеклянные глаза, растрепанные засаленные волосы, огромное, можно сказать, озеро соплей со слюнями вперемешку составляло все то, что когда-то было неплохим журналистом. Он не дышал.
Скорая помощь и полиция были где-то через полчаса, они приехали одновременно. Процедура уже известная: подписать там, сказать здесь, ответить на пару-тройку вопросов оперативно-следственной группы и пойди домой. Примерно так же было и тогда, с мамой. Седой оперативник спрашивал все меня о том, в каких связях я был с Бороданом, почему пришел именно сегодня именно к нему на квартиру. Взгляд у этого чувака был такой, словно каждая деталь и так ему была известна.
Но чего он не знал точно, так это про кожаную книжку, которую я спрятал за пазуху еще до их приезда. Я обнаружил её в письменном столе журналиста, она лежала поверх других исписанных бумаг. Потом, уже спустя несколько часов, я приехал домой и начал вчитываться во всё это. Оказывается, Бородан вёл дневник, только писал он туда каждый день, не упуская ни одного часа из своей жизни. Любую деталь, мелочь, созданную им мысль – он все заносил в эту книжку в кожаном переплете. Я никогда не забуду последние записи в не й: