В зоне риска. Интервью 2014-2020

Объединить же нас может только позитивная программа и сильное государство. Тот, кто говорит: государства должно быть как можно меньше, или не понимает России, или желает ей гибели. На евразийском пространстве, открытом всем бурям, нашествиям, овеваемом суровым климатом, населённом сотнями племён, не может быть «кантонной» швейцарской демократии. Нам без государственного корсета нельзя. Как только он ослабевал, начинались смута, революция, распад, террор… И надо ценить свою государственность, выстраданную веками. Но и власть не должна воспринимать эту историческую традицию как индульгенцию на безответственную суровость, обязана блюсти интерес простого гражданина. Когда достигается такое равновесие, когда Медный всадник не гоняется за Евгением, а влечёт державный воз, наступает золотое время. Жаль, эти периоды в нашей истории длились недолго.

Сейчас власть, по-моему, во многом совпадает с народом в понимании внешних целей и устремлений. Возвращение Крыма – это долгожданная историческая закономерность. Земли, которые традиционно входили в состав России, населённые людьми, считающими себя русскими, возвращены на Родину. Ещё тогда, в Беловежской пуще, надо было поставить вопрос: «Мы расходимся? Хорошо! Но каждая республика уходит в тех границах, в которых вошла в СССР. Принадлежность территорий, прижитых административным способом, определяется народным голосованием». Говорит население Одессы: «Мы хотим остаться с Украиной, – пожалуйста. Нет – возвращается в Россию». Собственно, сегодня в Новороссии и случился стихийный плебисцит, который не провели в 1991 году. Если бы провели, как надо, по закону, не было бы ни Приднестровья, ни Абхазии, ни апартеида в Прибалтике… А вот во внутренней политике, думаю, такого единения народа и власти пока нет. Слишком много накопилось социальной несправедливости, слишком много необъяснимых решений…

– Почему писатели не способствуют консолидации общества?

– Какие писатели? Двадцать с лишним лет государство вкладывало деньги в постмодернистский тренд, лелеяло литераторов, равнодушных к России, к её культуре, к судьбе народа. И, наоборот, писателей-государственников не замечало. Что ж вы хотите? Литературу сознательно вывели из числа тех, кто формирует общественное сознание. Те, кто под видом реформ ломали страну, наши традиции, отлично понимали: писатели – люди влиятельные, неглупые, они могут раскусить их политику самоуничтожения, людям объяснить. Так и вышло: настоящие писатели, за исключением телевизионных шутов, осознали пагубу этого пути. Правда, к тому времени их уже отключили от микрофона. А вместо литературы стали культивировать букеровскую паралимпиаду для юношества. И сейчас, когда писательское слово так важно для развенчания чёрных мифов, которые на нас навешивают, кто его, это слово, произнесёт? Одних уж нет, а те далече. Кто вступится за Россию? Шишкин, Акунин, Улицкая, Быков, Сорокин, Пелевин? Нет, не вступятся. Они своим имиджем на Западе, нобелевским призраком озабочены больше, чем судьбой нашей страны. Но почему-то именно этих литераторов Роспечать в минувшие десятилетия навязывало нам с упорством и беззастенчивостью рекламы дамских прокладок. А писателей-патриотов не пускали ни в газеты, ни на ТВ, а на международных книжных ярмарках забыли, как выглядит русский писатель. Теперь ситуация меняется, появляются новые лица. Слежу и радуюсь, как в крупного общественного деятеля превращается Сергей Шаргунов. Но государственная политика в отношении литературы, как базового вида искусства, почти не изменилась. Я с огорчением читал план мероприятий Года литературы, там всё по-прежнему на уровне детской игры в литературу и отовсюду торчат уши замшелого либерализма образца начала 90-х....

– Ваше предложение исключить из школьной программы солженицынский «Архипелаг ГУЛАГ» вызвало бурю эмоций…