Я осторожно уселась на место, которое она освободила. Поставила сумку на пол и достала свой магнитофон, который пристроила перед собой на кофейном столике. В мое бедро упиралась башня больших конвертов.
Я подождала, пока Глэдис приняла нужную позицию и с ворчаньем опустилась в кресло.
Во время этой небольшой задержки, исключительно для того, чтобы удержать лавину счетов, я смахнула верхние пять или шесть конвертов. Два были с красным ободком и серьезными предупреждениями: СРОЧНО!! ПОСЛЕДНЕЕ УВЕДОМЛЕНИЕ! Одно было по поводу кредитной карточки на бензин, другое — из универмага.
Когда Глэдис устроилась, я попробовала свой голос патронажной медсестры.
— Я буду записывать, с вашего разрешения. Вы согласны?
— Наверное.
Нажав кнопку записи, я назвала свое имя, ее имя, дату и номер дела.
— Только для записи, вы даете эту информацию добровольно, без угроз и принуждения. Это верно?
— Я сказала, что да.
— Спасибо. Я вам признательна. Отвечая на мои вопросы, пожалуйста, излагайте только факты, которые вы знаете. Я прошу вас избегать мнений, осуждений или выводов.
— Ну, у меня есть свое мнение, как и у любого другого.
— Я понимаю это, миссис Фредриксон, но я должна ограничить свой рапорт информацией настолько точной, насколько вы можете ее сделать. Если я задам вопрос, а вы не знаете или не помните, просто так и скажите. Пожалуйста, без догадок и предположений. Вы готовы приступить?
— Я была готова, как только села. Это вы тянете. Я не ожидала всей этой показухи и чепухи.
— Я ценю ваше терпение.
Глэдис кивнула в ответ, но до того, как я сформулировала первый вопрос, она завела свое:
— Ох, дорогая, я — совершенная развалина. Кроме шуток. Я едва передвигаюсь с ходунком.
У меня онемение и колотье в ноге. Как будто я ее отлежала…
Она продолжала описывать ощущения в своей ноге, пока я сидела и старательно записывала.
— Что-нибудь еще?
— Ну, головные боли, конечно, и шея вся заморожена. Смотрите, я едва могу повернуть голову. Поэтому я ношу воротник, для поддержки.
— Еще какая-нибудь боль?
— Милая, боль — это все, что у меня есть.
— Можно узанать, какие медикаменты вы принимаете?
— У меня есть таблетка для всего.
Глэдис дотянулась до конца стола, где стоял ряд бутылочек с лекарствами, вместе со стаканом воды. Она поднимала пузырьки по одному и показывала мне, чтобы я могла записать название.
— Эти две от боли. Это для расслабления мышц, а это — от депрессии…
Я подняла голову с интересом.
— От депрессии?
— У меня хроническая депрессия. Не припомню, чтобы я когда-нибудь чувствовала себя так плохо. Доктор Голдфарб, ортопед, направил меня к этому психиатру, который выписал мне новые таблетки. Я думаю, другие уже не помогают, если их долго принимать.
Я записала название лекарства «Элавил», которое она выставила для моей инспекции.
— А раньше что вы принимали?
— Литий.
— У вас появились еще какие-нибудь проблемы после аварии?
— Я плохо сплю, и с трудом могу работать короткое время. Он сказал, возможно, я никогда больше не смогу работать. Даже неполный день.
— Я знаю, что вы занимаетесь бухгалтерией для нескольких небольших предприятий.
— Последние сорок два года. Меня эта работа уже стала доставать.
— У вас офис в доме?
Она кивнула в сторону холла.
— Вторая комната отсюда. Дело в том, что я не могу долго сидеть, у меня начинает болеть бедро. Вы бы видели, какой у меня был огромный синяк. Фиолетовый, как баклажан. У меня до сих пор остался желтый след, большой, как луна. А какая боль! У меня были стянуты ребра, и еще, как я говорила, у меня проблема с шеей. И сотрясение мозга. Я зову это «контузия с конфузией», — сказала она и разразилась лающим смехом.
Я вежливо улыбнулась.
— Какую машину вы водите?
— «Форд»-вэн семьдесят шестого года. Темно-зеленый, на случай, если собираетесь спросить.
— Спасибо, — сказала я и сделала пометку. — Давайте вернемся к аварии. Можете рассказать мне, что произошло?
— Буду рада, хотя это была ужасная, ужасная вещь для меня, как вы можете вообразить.
Она сузила глаза и постучала пальцами по губам, глядя вдаль, как будто собираясь декламировать поэму. Уже со второй фразы было ясно, что она рассказывала историю так часто, что детали не менялись.
— Мы с Миллардом ехали по Палисад Драйв мимо городского колледжа. Это был четверг перед Днем памяти. Сколько это, шесть или восемь месяцев назад?
— Около того. Какое время суток было?
— Середина дня.
— Как насчет погодных условий?
Глэдис слегка нахмурилась, вынужденная думать над ответом, вместо своего обычного механического изложения.
— Хорошие, насколько я помню. Прошлой весной были дожди, но наступила сухая погода и газеты писали, что выходные будут хорошими.
— А в каком направлении вы ехали?
— В сторону центра. Он не мог ехать больше восьми или десяти километров в час. Может, немного больше, но гораздо меньше ограничения. Я в этом уверена.
— И это сорок километров в час?
— Что-то вроде, на этих улицах.
— Вы можете вспомнить, на каком расстоянии была машина мисс Рэй, когда вы ее заметили?