— У меня была одна из этих малюток. Боже, Босс 429, король всех машин, и я его продал.
Продал, черт возьми. До сих пор себя проклинаю. Я даже не помню, для чего мне нужны были деньги, наверное, для какой-то глупости. Где вы его нашли?
— На продаже подержанных машин, на нижней Чэпел. Купила просто по наитию. У продавца она была всего полдня. Он сказал, что их выпустили не так много.
— Всего четыреста девяносто девять в 1970 году. Форд сделал двигатель 429 в 1968, после того, как Петти начал выигрывать НАСКАР на своем 426 Хеми Бельведере. Помните Банки Кнудсена?
— Не совсем.
— Да, примерно в это время он ушел из «Дженерал Моторс» и стал новым боссом на «Форде». Это он уговорил их использовать моторы 429 на «мустангах» и «кугарах». Эта зараза такая большая, что подвеску пришлось перенести и батарею засунуть в багажник.
Вышло, что они потеряли деньги, но Босс 302 и 429 до сих пор самые крутые машины.
Сколько вы за нее заплатили?
— Пять тысяч.
Я думала, что Боб разобьет себе голову о руль, но вместо этого он в отчаянии помотал ей.
— Зря я спросил.
Вместе с этим он повернул ключ зажигания, и мотор сразу завелся.
— Вы, наверное, перекачали двигатель.
— Какая я глупая. Спасибо за помощь.
— Не за что. Если когда-нибудь захотите продать машину, вы знаете, где меня найти.
Он вышел и отошел в сторону, чтобы дать мне сесть в машину. Я вытащила документы из сумки.
— Вы случайно не Боб Вест?
— Да, это я. Мы знакомы?
Я протянула ему повестку, которую он взял машинально, и похлопала его по руке.
— Нет, не знакомы. Извините, что вынуждена это сказать, но вам вручена повестка в суд.
Я скользнула в машину.
— Что?
Он взглянул на бумаги, и когда понял, что это такое, буркнул:
— Вот блин.
— И кстати, вам нужно лучше ухаживать за вашей кошкой.
Вернувшись в офис, я еще раз позвонила племяннице Гаса. При разнице во времени три часа я надеялась, что она уже вернулась с работы. Телефон звонил так долго, что я даже подпрыгнула от неожиданности, когда трубку наконец сняли. Я повторила свой предыдущий доклад в сокращенной форме. Она молчала, как будто бы совершенно не имела понятия, о чем я говорю. Я начала сначала, более подробно, объяснила, кто я такая, что случилось с Гасом, о его переводе в дом престарелых и о необходимости кому-то, желательно ей, прийти ему на помощь.
Она сказала:
— Вы шутите.
— Это не совсем тот ответ, который я надеялась услышать.
— Я в пяти тысячах километров от вас. Вы думаете, что положение настолько серьезно?
— Ну, он не истекает кровью, но ему действительно нужна ваша помощь. Кто-то должен взять ситуацию под контроль. Он не может о себе заботиться.
Ее молчание говорило о том, что она не воспринимает идею, ни полностью, ни частично. Что не так с этой девицей?
— Кем вы работаете? — спросила я.
— Я — исполнительный вице-президент в рекламном агенстве.
— Вы сможете поговорить с вашим боссом?
— И что сказать?
— Скажите ему…
— Это она.
— Прекрасно. Я уверена, что она поймет, с каким кризисом мы имеем дело. Гасу восемьдесят девять, и вы его единственная родственница.
Ее тон изменился от сопротивления к явному колебанию.
— У меня есть деловые связи в Лос-Анджелесе. Не знаю, как быстро получится все устроить, но думаю, что смогу прилететь в конце недели и увидеться с ним в субботу или воскресенье.
Такое подойдет?
— Один день в городе не сделает ему ничего хорошего, если только вы не хотите оставить его там, где он есть.
— В доме престарелых? Это не такая уж плохая идея.
— Да, плохая. Он несчастен.
— Почему? Что в этом плохого?
— Давайте скажем так. Я вас совсем не знаю, но думаю, что вы бы не упали в обморок, оказавшись в этом месте. Там чисто, и уход хороший, но ваш дядя хочет жить у себя дома.
— Ну, из этого ничего не получится. Вы сказали, что он не может себя обслуживать в таком состоянии.
— В этом весь смысл. Вы должны нанять кого-то, чтобы за ним присматривал.
— Не могли бы вы сделать это? Вы лучше знаете, что нужно. А я далеко.
— Мелани, это ваша работа, а не моя. Я его едва знаю.
— Может, вы смогли бы попробовать на пару дней? Пока я не найду кого-нибудь еще.
— Я?
Я отодвинула от себя трубку и уставилась на нее. Конечно, она не думает, что может затащить меня в это дело. Я человек наименее подходящий для заботы о ком-то, и у меня есть свидетели, готовые это подтвердить. В тех редких случаях, когда я была вынуждена это делать, я кое-как справлялась, но мне это никогда не нравилось.
Моя тетя Джин скептически относилась к боли и страданиям, которые, по ее мнению, люди выдумывали, чтобы привлечь к себе внимание. Она не выносила медицинских жалоб и думала, что так называемые серьезные заболевания были фикцией, до того момента, как у нее нашли рак, от которого она и умерла.
У меня не настолько каменное сердце, но я недалеко ушла от нее. Вдруг я представила себе шприцы для подкожных инъекций и почувствовала, что могу потерять сознание, когда поняла, что Мелани все еще уговаривает меня.
— Как начет соседа, который нашел его и позвонил 911?
— Это была я.
— О. Я думала, что рядом живет старик.
— Вы говорите о Генри Питтсе. Это мой домохозяин.