В жерле вулкана

Он сидел, пытаясь подавить подступившие от боли тошноту и отчаяние. Во всем теле резко отдавались толчки тронувшейся машины. Он закрыл глаза, чтобы не видеть мундиров цвета хаки, блестящих кобур красной кожи и фуражек с козырьками, под которыми лица теряли человеческий облик и становились похожи на головы хищных птиц со странными клювами. Он повторял про себя странное непонятное слово – название единственной вещи, которая сейчас имела хоть какое-то значение.

«Катачунга… Катачунга…»

Глава 10

К полуночи крытый военный грузовик свернул с ровного шоссе, ведущего из Пуэрто-Фуэго, и двинулся по проселочной дороге, проложенной между рисовыми чеками. Неровности, оставшиеся в илистой глине после последнего наводнения, были пропечены солнцем. Теперь колеса разбили их, и за машиной тянулся длинный шлейф пыли, более густой, чем дым из паровозной трубы. В звездном свете пыль казалась черной.

Время от времени Рейнер открывал глаза и смотрел, где они находятся. Сейчас он видел силуэты тростниковых хижин, стоявших на сваях над затхлой водой. Пронзительный звон цикад заглушал рев мотора, а однажды откуда-то из пампы донесся страшный вопль совы-змеелова. Через час они уже достигли засушливой полосы и начали подниматься в предгорья.

Он сидел согнувшись, держа левую руку на коленях. Незажившая кожа снова начала кровоточить там, где полицейский повредил ее, и рукав прилип к ссадине. Его голова уже была достаточно ясной для того, чтобы думать. Он думал о доме.

Было необходимо принять решение. После нескольких недель постоянной активности в неурочное время – днем – во время жаркого сезона на экваторе он думал о лондонском дожде со снегом с таким же вожделением, с каким кочевник пустыни думает об оазисе. Даже просто избавиться от мух – и то было бы облегчением. От мух, непрерывного лязга землечерпалки и смрада, распространяемого фабриками, где перерабатывали акул. А весь Лондон сегодня исчерпывался для него простыми понятиями: там холодно и цивилизованно.

Сейчас ему представлялся шанс вернуться домой, но Рейнер не хотел этого. Работа в лондонском аэропорту представляла для него постоянный интерес – она было очень трудна и потому оплачивалась куда лучше, чем все его предыдущие должности. Однако его совершенно не радовала перспектива возвращения к своим занятиям, в то время как на противоположном краю мира будет проходить начатое им расследование.

С каждой милей Рейнер все отчетливее сознавал, что мысленно склоняется к решению, которое подсознательно принял уже давно. Он не должен покидать Агуадор.

Был ночной рейс в три утра. Они, вероятно, хотели бы отправить его на нем.

Далеко справа он видел слабый отблеск соленого озерка, сине-белого при свете звезд. Значит, они проехали долину между отрогами и сейчас снова будут подниматься в гору. Он закурил, чтобы немного успокоить нервы, и сказал:

– Если вы не возражаете против небольшой задержки, я хотел бы облегчиться.

Конвойный, сидевший рядом, наклонился и переспросил, что он сказал. Рейнер повторил, и полицейский обратился к майору, который сидел рядом с водителем. Последовало много крика, потому что грузовик был на низком шасси, а дорога была ухабистая. Через десять минут машина все же остановилась, и Рейнер прыгнул через борт прежде, чем кто-нибудь надумал бы придти ему на помощь.

Двигатель заглушили, и вокруг мгновенно воцарился ошеломляющий покой. Огромные синие звезды были так низки, что, казалось, плавали среди пиков предгорий; в воздухе висел специфический сухой запах, который можно встретить только в настоящей пустыне: запах пропеченных, изнуренных и иссушенных солнцем скал, в которых совсем не было воды и потому в течение столетий не появлялось никакой растительной или животной жизни.

Этот запах был присущ пустыне, истинный запах безжизненности, даже худший, чем запах смерти – последний, по крайней мере, говорит о том, что жизнь когда-то была.

Рейнер прошел несколько ярдов назад по каменистой дороге. Полицейские вышли из грузовика, он слышал их, но не стал оглядываться. Его раздражало то, что ему действительно нужно было опорожнить мочевой пузырь, а это представляло определенную проблему. Остальные тоже воспользовались этой возможностью, и в какой-то момент он чуть было не решил попытаться использовать выпавший на его долю шанс: ни один человек не может сразу прервать акт мочеиспускания, чтобы броситься со всех ног преследовать кого-нибудь. Конвоиры обязательно потеряли бы несколько секунд. Но если он бросится бежать и будет вынужден остановиться, его запихнут обратно в грузовик с переполненным пузырем и он уже не сможет рассчитывать на повторную остановку.

Он не мог даже реально взвесить шансы на успешное бегство. Звезды давали довольно яркий свет, но с обеих сторон от дороги сразу же начинались места, позволявшие надеяться на убежище: скалы, расширявшиеся от нагрева днем и сжимавшиеся от ночной прохлады, трескались и ломались до тех пор, пока не превратились в нагромождение валунов. Ускользнув с дороги, он мог бы уйти от преследователей на несколько миль.