В жаре пылающих пихт

На поверхности реки лопались десятки бесцветных пенящихся пузырей, и черноволосый мужчина беспомощно бултыхался, словно дитя, новорожденное и еще не вступившее в обладание членами тела евонного. Где-то совсем далеко, мерещилось, что в нездешних сферах творения, зажглись первые рассыпавшиеся искры. Медленно занималась кровавая заря, словно ее высекало кремнем одичавшее человеческое племя, которое самой ночи древнее.

Все сюда! парни, Морриса убивают! крикнул вышедший к реке кривозубый ковбой, выплюнув жеваный табак и обронив пустые ведра.

Секунду промедлив, он потянулся к кобуре за револьвером, но увидел, что негр уже держит его на мушке. И тогда кривозубый принялся стрелять от бедра, ребром ладони быстро-быстро застучал по спице курка, ставя его на взвод и почти одновременно спуская, и каждое его движение сопровождалось гремучим дымно-красным всполохом, а плюющийся пламенными сгустками ствол от такой стрелковой прыти брыкался не хуже мустанга. И крапленые пули разлетались во все стороны, что дробь на дальней дистанции – негр выстрелил в ответ. Вторая пуля из револьвера ковбоя влетела Моррису в ягодицу, но он уже был мертв и ничего не почувствовал, другие пули шлепали по реке как детские ладошки и всплескивали фонтанчики.

Негр, рассекая воду, принялся грести лопатовидными руками к противоположному берегу, когда еще четверо мужчин, индеец, двое чернокожих и белый, шумным гуртом ввалились на берег, окруженный черно-синими стволами предрассветных деревьев.

К ним присоединялись и новые стрелки – протяжные звуки стрельбы и зычные выкрики по всей длине берега в прибрежном камыше и ракитовом кустарнике. Негр прыгнул в лодку, ножом перерезал швартов, и стремительное течение понесло его прочь к возобновляющейся равнине, куда, с винтовками наготове, высыпал карательный конный отряд полуголых скотоводческих детективов.

Они немедленно открыли стрельбу. Негр увидел какой-то сверток, из которого торчал приклад; длинными руками он раскатал рулон из толстой пряжи, поставил перед собой мушкет, будто рыцарь, ставящий меч и произносящий молитву перед смертным боем. Большие и ясные глаза его, как у стариков, что сохранили свой разум, глядели поверх реки, испещренной отсветами ранней зари, а паучьи пальцы тем временем проделывали крохотную работу. Он наполовину взвел курок, нашарил рукой коробочку с жестким чехольчиком, откуда извлек бумажный патрон, надорвал бумагу стариковскими ногтями и отсыпал пороховую затравку на открытую полочку, замкнул серебристую крышку и облизнул губы, продолжая разглядывать реку и преследующие его силуэты на равнине. Негр высыпал порох из бумажного патрона в ствол и, взяв шомпол, будто смычок, запыжил пулю, оторвав кусок ткани от своей старой одежки. Яркие отсветы на поверхности темной реки. Негр уперся в дно лодки коленом, прицелился из длинного, как шест для знамени, мушкета с кремневым замком и блестящим в отраженном свете ударником. Мушкет был уже старый, туго-натуго перемотанный пенькой у середины и по краям ствола, у казенника, расшатанные шпильки износились и не удерживали расщепленное ложе с потертым стволом.

Негр прицелился, только дыша и оставаясь глух к тому, что встречные пули с треском прошибают края лодки. Медленно и неестественно, как мерцающие миражи на фоне металлического солнца, которое словно инфернальное существо выползало из своей окаменелой раковины, темные фигуры конников перемещались против ветра по вызолоченной равнине в сопровождении коротких трещащих вспышек. Негр выбрал мишень и спокойно выстрелил в первого – спустя мгновение тот, как акробат, исполняющий сальто, вылетел из седла с пулей в горле.

Над вращающейся поверхности воды клочьями прокатился серебристо-серый дымок. Отряд прекратил преследование, и негр опустил мушкет. Несколько часов он, сидя в изрешеченной пулями лодке, шел по течению реки и вслушивался в плеск блестящих волн.

Мир медленно утопал в неестественно-темных сумерках, стало холодно.

Негр погрузил лопасть длинного весла в воду, наблюдая за создаваемой им голубоватой пенящейся ватерлинией, а потом посмотрел на дно лодки – где плескалась окровавленная речная пена. Он ощупал свои одежки, промокшие от крови.

Глава 13. Не оскудеет чаша их

Длиннолицый поправил шляпу, застопорил лошадь и сплюнул, равнодушно изучая бурые глинистые ножны обезвоженного ручья. Небо над головой сияло ярчайшим светом. Он потянул веревку, тронул лошадь шпорами; сухо бряцала на ходу поклажа. Они направлялись через умирающую равнину сквозь заросли вейника вдоль рыхлого темно-коричневого крутогора, который сталкивался и плавно перетекал в ртутного оттенка пересохшую долину, где надувшуюся от безводья почву испестрял жесткий кракелюр.