В заповедной глуши

Валька помотал головой. К концу учебного года расшатались нервы, попытался снова иронизировать мальчишка, но это не получилось.

Он поднялся к себе в комнату и сел возле окна, не зажигая света. Охраны не было, под грибком собралась компания. Валька тихо распахнул двойной стеклопакет окна. Майская ночь ввалилась в комнату — тёплая, пахнущая не городской пылью и выхлопами машин, а — неожиданно! — сиренью и ветерком. Валька оперся грудью и раскинутыми руками о подоконник — и услышал, как внизу не очень умело играет гитара и кто-то поёт песню Шевчука:

— За крылась дверь — он вышел и пропал.
Навек исчез — ни адреса, ни тени…
Быть может, просто что-то он узнал
Про суть дорог и красоту сирени?
Пропавший без вести, скажи, как мне найти?
Открыткой стать иль вырваться из Сети?
Неверный шаг,
растаявший в пути
Всеперемалывающих
столетий…
Я замечаю: вижу — ты везде.
Лежишь печально снегом на аллеях…
В листве сырой, в растрёпанном гнезде,
На мёртвых пулях — и убитых целях…
Пропавший без вести, я где-то замечал
Твои глаза, улыбку и походку…
Ты, исчезая,
что-то мне кричал
О злой любви
и требовал на водку…
Пропавший без вести — я назову тобой дорогу…
Пропавший без вести — я назову тобой дорогу…

Он отвернулся от окна, не закрывая его. Песня продолжала вплывать в тёмный прямоугольник вместе с шорохом чёрной листвы, но он уже не различал слов, бездумно рассматривая привыкшими к темноте глазами свою комнату. Шагнул, снял со стены гитару. Интересно, во дворе знают, как он умеет играть?

Валька привычно пристроил гитару на колене. Подумал несколько секунд. И, выбрав песню, тихонько запел, подыгрывая — для себя:

— Вычту из рассвета глыбы зданий
И асфальта серую покорность.
Голубей помойных бормотанье…
Остаётся только ветра скорость…

Он пел в сумраке комнаты, закрыв глаза и представляя себе будущее лето (а вернее — кусочки прошлого, лагерь де ла Роша, своих друзей по его школе…):

— Что же может быть короче лета,
Журавлей печальней переклички?
Вновь мы не допели полкуплета,
Чтоб успеть к последней электричке…

И, допевая последний куплет, Валька вдруг с прозрачной ясностью понял: что-то в

его жизни только что кончилось.

Навсегда.

7.

Это был совершенно обычный майский день — день конца календарной весны, а фактически — уже лето, чего уж… Восемь уроков в такой день кажутся издевательством над здравым рассудком, и Валька в душе тоже думал так. Но, будучи человеком выдержанным, не высказывал своих мыслей вслух, в отличие от большинства одноклассников.