— Это никуда не годится! Это же срывает весь наш временной график! — Разве К. не понимает, что нарушает порядок Деревни и что мы не вправе мириться с подобным поведением? Он поедет в «Господский двор», как предусмотрено, самочувствие не имеет значения. А затем отправится в дом к красильщику. Повозки прибыли, жители Деревни ждут, крестьяне ради такого случая пренебрегли своими трудами, дать делу обратный ход невозможно.
— Да он согласен, — сказала Фрида.
— Тем лучше, — буркнул Учитель.
— Но ему действительно плохо, — возразила Фрида, — Он даже говорить не может.
— Тем лучше, — повторил Учитель, — это избавляет нас от необходимости выслушивать глупости. Довольно уже мы потратили времени на этого господина.
— Но ему действительно плохо, — снова возразила Фрида.
— И ты ухаживаешь за ним?
— Он-то этого вовсе не хочет. Но таково требование Замка.
— Касательно данного пункта из Замка никаких указаний не поступало. Об уходе за больным нигде не упоминается, ты заботишься о нем по собственному почину. И о ком? О таком человеке! — Учитель смерил К. взглядом, полным презрения.
— Надо было тогда оставить его лежать где лежал.
К. кивнул в знак согласия, мысленно проклиная свою слабость, и написал на клочке: «Идемте».
Внизу его встретила грозовая атмосфера самого настоящего бунта. Казалось, здесь собралось полдеревни. Люди стояли плотной толпой и громко говорили кто о чем. Едва К. появился на лестнице, в лицо ему ударила волна насмешек, презрения и неприкрытой враждебности. В сумбуре голосов невозможно было выделить какой-то центр, невозможно было и различить кого-то в толпе, нигде не было видно предводителя или вожака, слышались обрывки слов, которые вырывались из общего шума, взлетали вверх и снова тонули в невнятном гомоне, но целью, вне всякого сомнения, был он, К.
Он зябко поежился и плотнее запахнул плащ, который Фрида накинула ему на плечи. Растерянно оглянувшись, он с облегчением почувствовал, что ее рука легла на его ладонь. Фрида крепко сжала его руку, чтобы придать мужества и ему, и себе.
К. ответил пожатием и, удивленно подняв брови, кивком указал на клубящуюся внизу толпу.
— Тс-с! — Фрида потребовала, чтобы он молчал, как будто гримасу К. кто-то мог услышать. — Пойдем.
В эту минуту перед ними вырос Кузнец.
— Правду ли говорят, будто ты как землемер являешься представителем закона? — заорал Кузнец и грудью надвинулся на К.
Крестьяне тоже подступили ближе. Сквозь общий галдеж К. как будто расслышал вопрос:
— Какой еще закон? — В многоглавой толпе было не разобрать, кто спрашивал.
— Да, какой-такой закон? — Это подал голос хозяин трактира. — Всем известно: наше право и наш закон даны Замком.
— Есть мнение, что землемер представляет другой закон. И нам предписано выяснить это сегодня же! — проревел Кузнец.
К. хотел молча отстранить его, но грузный верзила не сдвинулся с места и спросил:
— Так что?
К. молча помотал головой. Между ним и Кузнецом, пытаясь примирить разозленных мужчин, протиснулась Фрида.
— Оставь его, — сказала она Кузнецу. — Он же делает все, что велено. И он не представляет никакого другого закона, кроме нашего. Верно ведь? — Она ободряюще кивнула К. и легонько подтолкнула к дверям.
— Нам на этот счет сказали кое-что другое!
— А именно? — Учитель неожиданно тоже встал между Кузнецом и К.
— Что он вздумал завести тут новые законы.
— Правопорядок, которого мы не знаем? А кто это утверждает? — Учитель насторожился.
— Сказали, Замок.
— И я об этом ничего не слышал? Странно, необычайно странно.
— Еще сказали, что он хочет земли мерить по-новому, а после все по-новому поделить. Ну, так что? — Кузнец требовал ответа.