В высших сферах

Милли заставила себя успокоиться. Тут явно таилась угроза премьер-министру и, возможно, кое-кому еще. Но главным для нее был Джеймс Хоуден — прошлое вернулось. Она вспомнила, что всего лишь нынешним утром она решила защищать и оберегать его. Но как же она сможет… при том, что знает… знает то, чего, она была уверена, не знает больше никто, наверно, даже Маргарет Хоуден. Да, в этом она наконец стала ближе Джеймсу Хоудену, чем даже его жена.

Немедленно ничего нельзя предпринять. Но может появиться возможность. Иногда можно пустить в ход шантаж против шантажа. Мысль была смутная, эфемерная… словно шаришь в темноте. Но если такое случится… если появится возможность… она должна суметь использовать то, что ей известно.

Милли взглянула на свои часы. Она хорошо знала привычки Хоудена. Он вернется не раньше чем через полчаса. И в офисе никого нет.

Повинуясь импульсу, она отнесла фотокопию, стоявшему в коридоре снаружи ксероксу. Действуя быстро, прислушиваясь с бьющимся сердцем к приближающимся и удаляющимся шагам, она положила фотокопию под крышку. Полученная копия — репродукция репродукции — была замутненной, плохого качества, но прочесть текст и подписи было можно. Милли быстро сложила новую копию и опустила на дно своей сумки. А фотокопию вернула на прежнее место.

Позже, днем, Джеймс Хоуден перевернул пустой лист и побелел. Он совсем забыл, что оставил его тут. Если бы он оставил его на ночь… Он взглянул на дверь в кабинет. Милли? Нет: по давно установившемуся правилу к его столу днем никто не прикасался. Он отнес фотокопию в примыкавший к кабинету туалет и, изорвав на мелкие кусочки, спустил в унитаз и проследил, пока они не исчезли.

3

Харви Уоррендер сидел с легкой улыбкой, удобно развалясь, в машине с шофером, которая везла его обратно в министерство по делам гражданства и иммиграции на Элгин-стрит. Выбравшись из машины, он вошел в похожее на коробку здание из бурого кирпича, откуда валила толпа служащих, спешивших на ленч. Уоррендер поднялся на лифте на пятый этаж и вошел в свой кабинет. Небрежно бросив пальто, шарф и шляпу на стул, он приблизился к своему столу и нажал на кнопку внутреннего телефона, соединявшую его с заместителем.

— Мистер Хесс, — сказал Харви Уоррендер, — если вы свободны, не могли бы вы зайти ко мне?

Получив равно любезный ответ, он стал ждать. Заместителю всегда требовалось несколько минут, чтобы прийти, — его кабинет находился на некотором расстоянии; возможно, в качестве напоминания, что административное лицо министерства не следует вызывать по пустякам или слишком часто.

Харви Уоррендер медленно, в задумчивости мерил шагами большую комнату. Он все еще был на подъеме после встречи с премьер-министром. Несомненно, он вышел из положения наилучшим образом, превратив провальную ситуацию в настоящую победу для себя. Более того: отношения между ними теперь стали более ясными и четко определенными.

Вслед за подъемом настроения пришло чувство удовлетворения и хладнокровие. Вот его место — во власти, и если не на самом верху, то по крайней мере на втором месте. На красивом мягком троне, размышлял он, с удовлетворением окидывая взглядом комнату. Личный кабинет министра по делам иммиграции был самым роскошным в Оттаве — его обставила предшественница Уоррендера, одна из немногих в Канаде женщин в ранге министра. Сев в этот кабинет, он оставил все как было — мягкий серый ковер, светло-серые портьеры, приятную смесь обстановки английского периода, и на посетителей это всегда производило впечатление. Это было так не похоже на холодную каморку, в которой он просидел не один год в колледже, и, несмотря на укоры совести, в чем он признался Джеймсу Хоудену, ему было бы трудно расстаться с комфортом, соответствующим его рангу и финансовому успеху.

Мысль о Хоудене напомнила ему о данном обещании пересмотреть эту утомительную историю в Ванкувере и принять меры согласно существующему закону. И он сдержит свое обещание. Он был исполнен решимости не совершать промаха или ошибок в этом направлении, которые Хоуден или другие могли бы поставить ему в вину.

В дверь постучали, и секретарша впустила его заместителя Клода Хесса, госслужащего, крупного мужчину, одевавшегося как процветающий гробовщик и порой казавшегося совершенно непробиваемым.

— Доброе утро, господин министр, — сказал Хесс. Как всегда, заместитель умудрялся соединять в разумной мере уважение с фамильярностью, иногда, впрочем, давая понять, что видал он министров — они приходят и уходят, а он, когда очередного пересадят на другое место, по-прежнему будет править.

— Я был у премьер-министра, — сказал Уоррендер. — Был вызван на ковер.

У него вошло в привычку откровенно говорить с Хессом, поскольку он часто получал от того мудрый совет. На такой основе, а также в известной мере потому, что Харви Уоррендер был избран уже на второй срок министром по делам иммиграции, они хорошо работали вместе.

На лице зама появилось сочувствие.

— Понятно, — сказал он.