— Благодаря Хоуарду рейд прошел успешно. Цель была хорошо защищена, но они расколошматили ее. Так они обычно говорили: «расколошматить цель».
Чувствуя свою полную беспомощность, лидер партии слушал.
— А потом, на обратном пути, самолет Хоуарда подбили, и он был смертельно ранен. Но он продолжал вести самолет… борясь за каждую милю к дому, желая спасти своего штурмана… хотя сам умирал… — Голос Уоррендера прервался; казалось, он подавил пьяный всхлип.
«О Господи! — подумал Ричардсон. — Да прекрати же, ради Бога!»
— Он добрался до родной страны… и посадил самолет. Штурман был спасен… а Хоуард умер. — Теперь голос изменился и зазвучал вздорно. — Его должны были наградить посмертно Крестом Виктории. Или по крайней мере Крестом за летные заслуги. Иногда даже теперь я думаю, что должен этого добиться… ради Хоуарда.
— Не надо! — Лидер партии повысил голос, чтобы быть услышанным. — Прошлое умерло. Оставьте его в покое.
Министр по иммиграции приподнял стакан, выпил содержимое до дна и предложил Ричардсону:
— Если хотите выпить, смешайте себе сами.
— Спасибо.
Брайан Ричардсон повернулся к столу, на котором стоял поднос со стаканами, льдом и бутылками. «Мне необходимо выпить», — подумал он. И щедро налил себе виски, добавив льда и имбирного эля.
Повернувшись, он обнаружил, что Харви Уоррендер пристально смотрит на него.
— Вы никогда мне не нравились, — сказал министр по иммиграции. — Не нравились с самого начала.
Брайан Ричардсон пожал плечами:
— Ну, я полагаю, вы в этом отношении не единственный.
— Вы всегда были человеком Джима Хоудена, а не моим, — держался своего Уоррендер. — Когда Джим захотел сделать вас главой партии, я выступил против. Джим, наверно, рассказал вам об этом, пытаясь настроить против меня.
— Нет, он никогда мне этого не говорил. — Ричардсон отрицательно покачал головой. — И не думаю, чтобы он хотел настроить меня против вас. Для этого нет никаких оснований.
Внезапно Уоррендер спросил:
— А что вы делали во время войны?
— Какое-то время был в армии. Ничего выдающегося не совершил. — Он не стал упоминать, что три года провел в пустыне — в Северной Африке, потом была Италия, где он прошел через жестокие бои. Бывший сержант Ричардсон редко говорил теперь об этом, даже с близкими друзьями. Воспоминания о войне, череда пустых побед утомляли его.
— В этом вся беда тех, кто вытащил легкий билет. Вы все выжили… А вот те, кто сыграл наибольшую роль… — Глаза Харви Уоррендера снова вернулись к портрету. — Многие из них не выжили.
— Господин министр, — сказал глава партии, — не могли бы мы сесть? Я хочу кое о чем с вами поговорить.
Ему хотелось побыстрее с этим покончить и уйти из дома. Впервые он задумался о том, в своем ли Харви Уоррендер уме.
— Что ж, пошли туда. — И министр по иммиграции указал на два стоявших напротив друг друга кресла.
Ричардсон опустился в одно из них, а Уоррендер подошел к столу и плеснул в стакан виски.
— Ладно, — сказал он, садясь, — приступайте.
Что ж, решил Ричардсон, можно прямо и приступить.
И он спокойно произнес:
— Я знаю о соглашении между вами и премьер-министром — о руководстве, о лицензии на телевидение и обо всем остальном.
Наступило молчание. Затем, сузив глаза, Харви Уоррендер прорычал:
— Это Джим Хоуден сказал вам. Он все врет…
— Нет. — Ричардсон категорически покачал головой. — Шеф ничего мне не говорил, и он не знает, что мне это известно. Я думаю, он был бы в шоке, если бы узнал.
— Ах ты, чертов врун! — Уоррендер вскочил пошатываясь.
— Можете так думать, если вам угодно, — спокойно произнес Ричардсон. — Но зачем мне лгать? В любом случае, как я об этом узнал, не имеет значения. Факт тот, что я знаю.
— Отлично, — забушевал Уоррендер, — значит, вы приехали шантажировать меня. Так разрешите сказать вам, господин Модник, Лидер партии, что мне плевать, если об этой договоренности стало известно. Вы грозите мне раскрыть это, а посмеюсь-то я. Я вас переплюну! Созову репортеров и сообщу им — вот здесь, сегодня!
— Сядьте, пожалуйста, — уговаривал его Брайан Ричардсон, — и не надо ли нам понизить голос? А то мы можем потревожить вашу супругу.
— Ее тут нет, — отрезал Харви Уоррендер. — В доме вообще никого больше нет. — Тем не менее он сел на свое место.
— Я приехал сюда не угрожать, — сказал лидер партии. — Я приехал просить. — Он попробует сначала пойти само собой разумеющимся путем, решил Ричардсон. Надежда на то, что ему удастся преуспеть, была слабой. Но к альтернативному ходу надо прибегать лишь в том случае, если ничего не получится.
— Просить? — переспросил Уоррендер. — Что вы под этим подразумеваете?
— Именно это. Я прошу вас прекратить влияние на шефа, подвести черту под прошлым, отказаться от подписанного вами соглашения…
— О да, — саркастически произнес Уоррендер, — я так и думал, что вы до этого дойдете.
Ричардсон постарался говорить как можно убедительнее:
— Ничего хорошего из этого нынче не получится, господин министр. Неужели вы не видите?