В твою любовь. Рискуя всем (СИ)

Раз за разом я вытаскивала из кармана карту-ключ от квартиры Эрика и ту самую, последнюю записку, которую он оставил мне утром: «Я скоро. Никуда не уходи». Бумага помялась и стала тоньше от постоянных слёз, градом катившиеся на неё при каждом рассмотрении, но рука не поднималась выкинуть послание — вновь и вновь вчитываясь в эти слова, я чувствовала внутри странное подобие надежды, что Эрик всё ещё может вернуться; и стоило мне только убрать записку обратно в карман, как реальность с силой заново обрушивалась на меня.

Кое-как пристроившись спиной к холодной выбеленной стене, я подтянула к себе колени и уткнулась в них головой, обхватив руками. Мысли не давали покоя, а вырывающая всё внутри с корнями тоска по Эрику добивала меня день за днём.

Я злилась на себя, на непослушание своему лидеру, который просил дождаться его во фракции, но не менее того я злилась на него самого — без какого-то четкого плана просто погнаться за Максом было верхом безумия в тех условиях. Почему я не остановила его? Почему не предложила другие варианты, через которые мы смогли бы добиться справедливости? Вспоминая свой ступор и единственный вопрос «ты уверен, что…?», мне хотелось ударить себя чем-нибудь тяжелым.

Глупая Грейс.

Мне с трудом удалось остановить новый поток влаги, льющийся из глаз, и именно в этот момент дверь в камеру отворилась. Я обессиленно подняла голову, сквозь пелену рассмотрев в проеме фигуру, которую никак не ожидала ещё когда-либо увидеть в своей жизни.

Поставив поднос с едой и какие-то бинты на стол у двери, Ричард Гамильтон, мой отец, прошёл внутрь, нерешительно остановившись в паре шагов от меня. Между нами установился долгий и напряжённый зрительный контакт, прежде чем он первый нарушил молчание.

— Я принес тебе поесть и новую повязку, — за четыре года жизни в Бесстрашии я почти забыла, как звучит его голос.

Кое-как поднявшись с места, я продолжила немигающим взглядом смотреть на него.

Отец выглядел так же, как и несколько лет назад, когда я ушла из Искренности после финального теста, не прощаясь. Те же седые виски при темной шевелюре, те же голубые глаза с морщинками вокруг. Неизменная статная осанка и хмурое, сосредоточенное лицо — мне часто говорили раньше, что я больше похожа на отца, но мне хотелось думать, что всё-таки внешностью я пошла в маму, которую, к сожалению, почти не помнила. Она рано ушла из жизни, оставив нас с ним одних. Не знаю, послужило ли это причиной нарастающего с каждым годом деспотизма с его стороны по отношению ко мне, но сколько я себя помнила, всё время думала о том, как поскорее уйти из Искренности, которой не соответствовала ни по каким параметрам. Благодаря его унижениям.

— Том послал тебя? — хрипло спросила я, и не думая подходить к подносу.

Отец неопределенно повел плечами, кивая в сторону тарелки.

Ни о каких тёплых объятиях или радости от встречи и речи быть не могло — слишком долго он измывался надо мной, нанося удары и пощёчины за каждую провинность, что бы забыть это так скоро и перечеркнуть прошлое навсегда. Возможно, именно из-за несчастливого детства и постоянных телесных наказаний я пришла в Бесстрашие такой, какой меня знали ребята моей группы, присвоив мне «Тихоню» в первый же день — зажатой, пугливой, прячущей взор и слишком серьёзной. Возможно, именно поэтому рукопашные бои давались мне с трудом.

Не знаю.

Я никогда не думала всерьёз о возможных психологических травмах, которые унаследовала с собой во взрослую жизнь.

Не получив внятного ответа от моего гостя, я тихо добавила, наблюдая, как он избегает смотреть мне в глаза:

— Послал лучшего своего палача… Знал, на что давить.

— Не говори так… — наконец, он встрепенулся, сконцентрировав внимание на мне после услышанного. Сделав шаг в мою сторону, отец добавил требовательным тоном, пресекая любые попытки даже намекнуть на его бесчинства: — В любом случае, будет суд, Грейс, который…

— Суд ничего не изменит, — озлобленно выдохнула я, перебив его, и стремительно схватила с подноса свежие бинты — нога начинала ныть и кровоточить сильнее.

Потоптавшись на месте, отец отвернулся, дав мне возможность снова перевязать увечье, и пока я дрожащими пальцами пыталась сделать последний узел на бинтах, он продолжил более уверенным тоном, в котором я начала узнавать его настоящего. А то в первые минуты мне даже показалось, что он искренне сожалеет обо всём. И сожалеет о том, что я в тюрьме.

— Суд вынесет тот приговор, который будет справедливым в твоей ситуации. В конце концов, ты обладала информацией, которая привела к перевороту во фракции, и не донесла её до уполномоченных лиц.

Меня чуть ли не стошнило от его официальных формулировок. Резко развернувшись к стоявшему ко мне уже вполоборота отцу, я в ярости буквально выплюнула следующие слова:

— Ты ничего, слышишь, абсолютно ничего не знаешь! Все вокруг верят в чушь, предоставленную Томом! Он и Макс были заодно и очернили Эрика так быстро, что мы просто не успели ничего предпринять, чтобы правда всплыла на поверхность! У нас были доказательства!