В трущобах Индии

В то время как в одном углу огромного зала дворца Омра начальник полиции беседовал с вице-королем и Эдуардом, в другом, против того места, где находились все трое, слегка отодвинулась часть стены, пропустив какого-то человека, закутанного с ног до головы волнами белой кисеи, драпированной так же, как драпируют ее члены Совета Трех. Стена бесшумно закрылась за незнакомцем, который остановился неподвижно и слушал.

— Так вот, — сказал сэр Джон, — вы можете распорядиться, Ватсон, чтобы его привели сюда, и дай Бог, чтобы он заменил нам бедного Кишнаю.

— Я сейчас распоряжусь, — отвечал директор полиции.

— Нет надобности, сэр Ватсон, — прервал его незнакомец и быстро придвинулся к месту, освещенному огнем.

Все вскрикнули от удивления и схватили револьверы.

— Что это за человек?.. Откуда он? — вскрикнул вице-король.

— Откуда я? Это моя тайна, — отвечал призрак. — Кто я?.. Узнайте меня!

— И с этими словами он откинул назад часть кисеи, скрывавшей его лицо.

— Кишная!

Восклицание это вырвалось одновременно у всех троих.

— Да! Кишная повешенный, — отвечал начальник тугов, — Кишная воскресший к вашим услугам, милорд!

— Я так и знал, что он не допустит повесить себя, — сказал вице-король, прежде других пришедший в себя от удивления.

— Простите меня, милорд, — отвечал, смеясь, мошенник, — я был повешен… повешен без дальних рассуждений, как говорится в приговорах вашего правосудия. Дело только в том, что можно заставить себя повесить, а затем самому вылезти из петли, — вот и все!

— Полно, не шути и объясни в чем дело.

— Охотно, милорд… Когда нас взяли шотландцы, мне объявили, что мой титул начальника тугов дает мне право быть повешенным последним. Я спросил тогда разрешения поговорить с командиром и показал ему полученный мною ордер, который давал мне право требовать услуг этого офицера и всего его отряда, если найду нужным. У меня было мелькнула мысль воспользоваться этим, чтобы спасти своих товарищей, но солдаты были так раздражены, что я счел более благоразумным не подвергать их этому испытанию: «Ты свободен», — сказал мне командир после довольно продолжительного чтения моей бумаги. Затем он прибавил: «Не встречайся мне больше никогда на дороге, не то, даю тебе слово шотландца, я заставлю тебя вздернуть, несмотря на все твои бумаги». Я тогда попросил его, если ему так уж хочется этого, повесить меня сейчас же и тем избавить себя от этого труда в будущем. Он вообразил, что я смеюсь над ним, а потому я, не желая, чтобы он слишком серьезно отнесся к моей просьбе, познакомил его с данным мне поручением и объяснил ему, что мне гораздо легче будет исполнить его, если распространится слух о моей смерти, — так как Нана-Сагиб и его страна будут тогда менее осторожны; ведь из всех туземцев только я знаю его тайное убежище.

— Ты хочешь сказать, — прервал его Ватсон с презрением, — что один только ты из всех туземцев согласился выдать их.

— Если хочешь, джентльмен, — отвечал наглец. — Офицер не очень охотно согласился на мою просьбу, но я все же добился желаемого результата, и меня повесили, причем я сам приладил веревку, как нужно, чтобы она не представляла никакой опасности. Меня повесили за левое плечо и голову, которая была значительно наклонена на бок. Не успели меня вздернуть на дерево, — которое я выбрал, потому что оно было покрыто густой листвой, хорошо скрывавшей обман, — как офицер по заключенному нами условию отдал приказ отряду идти вперед. Прыгнуть вниз с тамаринда, броситься к брату, который был повешен раньше меня, перерезать веревку и привести его в чувство — было делом одной минуты. Мы попробовали спасти еще одного-двух, но это было невозможно. Вот вам и вся моя история. Для всех я умер, и это дало мне возможность, как вы сами видите, нанести сильный удар.

— Прежде чем продолжать свой рассказ, — сказал сэр Джон Лауренс, — не можешь ли ты удовлетворить наше любопытство и сказать нам, каким образом ты вошел сюда, несмотря на то, что у каждого входа столько людей?

— Не спрашивай меня об этом, мне невозможно отвечать на это, клянусь!

— Хорошо, я не настаиваю.

— В настоящее время, — продолжал негодяй, — я должен сообщить тебе нечто до того важное…

— Продолжай!

— Я не хочу никого оскорблять, — отвечал негодяй, бросив взгляд на Эдуарда Кемпуэлла, — но есть тайны…

— Ты желаешь, чтобы мой адъютант удалился? — спросил вице-король.

— Да, милорд! Я не могу говорить при нем, ты сам согласишься с этим.

Эдуард встал при этих словах, но сэр Лауренс просил его снова сесть на свое место.

— Не бойся, — сказал он Кишнае, — у меня нет тайн от него.

— Понимаю. — отвечал Кишная, — у тебя нет тайн от него, я согласен; но у меня есть тайны, которых я не хочу открывать в его присутствии.

— Что это значит, господин Кишная?

— Милорд, — отвечал начальник тугов с такою твердостью, в которой не видно было никакого притворства, — тайны мои принадлежат мне, и если ты не согласен на то, о чем я тебя прошу, я не буду говорить ни при нем и ни при ком другом.