В Тенях и Темноте

- Доверять! – в голосе Люка сквозили ирония и скептицизм. - Вы никогда не будете доверять мне. Попробуйте другую тактику, Мастер, эта не сработает.

Палпатин склонил голову набок, ничуть не задетый:

- Чего ты хочешь, джедай? Скажи мне.

- Свободу, - ответил Люк просто.

Император только улыбнулся:

- Свобода - иллюзия.

- Тогда дайте мне иллюзию, - упрямо продолжал Люк.

Палпатин терпеливо покачал головой:

- Ты всегда будешь искать прутья решетки, дитя. Всегда будешь стремиться проверить их. Таков твой характер.

Его покровительственная фамильярность только разжигала раздражение Люка:

- Почему вы всегда говорите загадками? – с досадой бросил он.

- Потому что ты не хочешь слышать правду.

- Потому что я не думаю, что услышу ее от вас, - Люк повернулся к Мастеру, затягивая их сражение еще на один раунд – и расстраиваясь, что позволил спровоцировать себя.

Палпатин только улыбнулся, наслаждаясь игрой. На самом деле у него не было никаких причин оставлять мальчишку во дворце, и они оба знали об этом. Все официальные мероприятия были проведены, длинный список формальных процедур и протоколов полностью соблюден и исполнен, и все же Палпатин оставлял его здесь. По единственной причине - ему приносила удовольствие компания мальчишки, какой бы вынужденной для того она ни была. И это выбивало Скайуокера из равновесия, как и вся жизнь двора, совершенно прозрачная для него в Силе, несмотря на лицемерные фасады.

Император усмехнулся:

- Черное и белое существует только для пешек в настольных играх. Сила не ограничена такими абсолютами – жизнь не ограничена. Правда не ограничена… И ни то, ни другое не должно ограничивать тебя.

- Есть правильное и неправильное, - не сдавался Люк.

- Да… но ничто не является константой, за которую ты так стараешься зацепиться, и я думаю, ты уже знаешь это. И тем не менее сам создаешь преграды себе - пытаешься судить свои действия согласно простым аллегориям детских сказок. Вселенная слишком сложна, чтобы быть связанной такими понятиями, как "да" и "нет", "правильное" и "неправильное", "свет" и "тьма". Все это только слова.

- Это не слова, это идеи, - не согласился Люк. - Идеалы.

- Идеалы, которые уничтожили джедаев, потому что их принципы оказались нежизнеспособны, ущербны в своей наивной жесткости. Сами джедаи были великими защитниками ценности истории, того, что мы должны учиться на ошибках прошлого, но сами не смогли последовать этому.

- Они отдали жизни, защищая то, во что верили, - непреклонно сказал Люк.

Палпатин вновь склонил голову набок, разрешая этот вызывающий спор, пока он не пояснит все, что хочет.

- Ты был бы удивлен, узнав, как много там было сомнений. Скольким сомнениям подвергались решения Совета. Но они замкнулись на своем пути, они не смогли приспособиться к пониманию того, насколько их принципы несовершенны. А тех немногих, кто пытался что-то изменить, джедаи преследовали. Подвергали гонениям свой собственный вид - за дерзость, которая заключалась в поиске ответов. Но разве это преступление?

Люк испытующе взглянул на Императора своими ярко голубыми глазами:

- И это - правда?

Чуть заметная улыбка отразилась на лице Палпатина - как замечательно, что мальчишка спрашивает это у него. Только одно то, что он задает вопрос, говорило о том, что он готов принять ответ Палпатина... И в этом была победа.

- Правда, - заявил Палпатин без сомнений.

Люк только слегка наклонил свою голову.

- Но нет никакой "правды" - разве не это вы только что сказали мне, Мастер? Все относительно. Все, что вы говорите мне, является просто точкой зрения.

Еще несколько долгих секунд они не сводили друг с друга глаз: непреклонная синь против расчетливой желтой охры. Затем Палпатин откинул голову назад и скрипуче рассмеялся, удивленно и снисходительно.

- Ты слишком хорош в этой игре, дитя, - произнес наконец он. - Я думал, ты не слушаешь меня.

Люк отвел взгляд, чувствуя себя неудобно. Он слушал. Он слушал, чтобы опровергнуть сказанное, но он по-прежнему слушал. Тем или иным образом Палпатин всегда оказывал влияние на него. И это было проблемой: иногда у Люка не было аргументов для возражений, и тогда… - изредка - кое-что проскальзывало мимо всех его отрицаний и доводов, и затем вонзалось и застревало в мыслях.

И это означало... помоги ему Сила, неужели это означало, что он слушает старика? Можно ли поставить тождество между неспособностью найти аргумент и принятием?

Не было ли все это пустым сотрясанием воздуха, все эти бесконечные доводы и жалкая семантика? Отказ принять свое падение разве делал сей факт чуть менее верным? Или же это был простой самообман – худший вид лжи?