В тени регулирования

Действительно, если анализ в статике дает однозначные свидетельства о существовании четко выраженной отрицательной связи между показателями неформальности и экономического развития (чем выше душевой ВВП, тем меньше охват неформальной занятостью), то в динамике такой связи не прослеживается. Когда мы сравниваем страны с помощью показателей неформальной занятости по состоянию на данный момент времени, то видим, что в бедных экономиках ее уровень намного выше, чем в богатых; в развивающихся – намного выше, чем в развитых; в стагнирующих – намного выше, чем в быстро растущих, и т. д. Однако когда мы смотрим на более-менее длительную эволюцию в отдельно взятых странах, то обнаруживаем, что ее уровень либо практически стоит на месте, либо даже демонстрирует признаки роста. Отсюда возможен вывод об изменившемся характере современного экономического роста: если в XIX в. и на большем протяжении ХХ в. он сопровождался непрерывно усиливавшейся формализацией занятости, то в последние десятилетия ситуация поменялась и в новых условиях он стал скорее фактором, способствующим ее деформализации. Но с чем это связано? Среди кандидатов на объяснение – развитие предпринимательства и малого бизнеса, сдвиг в сторону услуг, миграционные процессы, противоречие между усилением регулирования и его низким качеством.

Наглядным подтверждением этого вывода может служить российский опыт. Наши исследования показывают, что масштабы неформальности на российском рынке труда значительны и что на протяжении 2000-х годов они неуклонно возрастали. Это происходило несмотря на то, что эти годы стали для российской экономики периодом феноменально быстрого роста после затяжного трансформационного кризиса. Иными словами, в российских условиях экономический рост и рост неформальности на рынке труда вовсе не исключали друг друга, как можно было бы ожидать, а вполне благополучно взаимосочетались.

Роль институтов: минимальная заработная плата, налоги и прочее. Роль институтов (прежде всего – институтов рынка труда) – это едва ли не ключевой вопрос при изучении проблемы неформальности. Не будет преувеличением сказать, что в последние десятилетия, начиная с классической работы Э. де Сото (2008), «институциональные» объяснения феномена неформальной занятости вышли на передний план, заметно потеснив узко «экономические». Дело в том, что институты рынка труда неоднозначно влияют на издержки и выгоды, связанные с формализацией отношений занятости, на стимулы, подталкивающие к входу в неформальность или, наоборот, к выходу из нее. Решая одни проблемы, они часто создают другие.

Спрос и предложение на рынке труда находятся в сфере воздействия со стороны разных институтов и крайне чувствительны к ним. Минимальная зарплата, законодательство о защите занятости, правила и практика налогообложения заработной платы, профсоюзы и коллективные договора, пособия по безработице – все это важнейшие институты рынка труда, и характер их настройки не нейтрален по отношению к неформальности.

Тем не менее эффекты институциональных воздействий, о высокой вероятности которых предупреждает теория, не так просто подтвердить эмпирически. Причин тому несколько. Во-первых, сами институты плохо поддаются измерению и квантификации. Во-вторых, они очень медленно меняются. В-третьих, они взаимодействуют с другими институтами, что модифицирует итоговый эффект. В-четвертых, институты эндогенны и их конфигурация обычно не формируется случайно, а является политически мотивированным выбором.

В нашей книге представлены два исследования того, как влияют институты. Это – эффекты минимальной заработной платы и налогообложения.

Агрессивная политика минимальной заработной платы способна выталкивать работников с низкой производительностью в неформальный сектор, и во многих странах (прежде всего развивающихся) так и происходит. Ситуация в России, как показывает наш анализ, выглядит в этом отношении достаточно неоднозначно. Пока повышения МРОТ были относительно небольшими и слабо отражались на соотношении между минимальным и средним уровнями оплаты труда, это практически никак не влияло на динамику неформальной занятости. Однако начиная с середины 2000-х годов, когда государство перешло к политике «взрывных» повышений МРОТ, ситуация изменилась. Каждое такое повышение выталкивало заметное число работников из формального сектора в неформальный. Появление такой зависимости – новое для российского рынка труда явление. И хотя каждый «выброс» был сам по себе не слишком значительным, нельзя исключить, что в дальнейшем при сохранении такой же агрессивной политики ее последствия будут уже гораздо менее безобидными. Сценарий, при котором главным драйвером разбухания неформального сектора будет выступать непрерывная эскалация минимальной заработной платы, представляется вполне правдоподобным.