В тени Нотр-Дама

Бежать обратно мы не могли. Оттуда спешил Жеан де Гарлэ со своим вооруженным воинством. Конечно, мы могли бы попытаться погрузиться в путаницу камня, дерева и металла или подняться на ближайший мост из скал. Но вид пленника де Гарлэ остановил нас: Аталанте со смертельно бледным лицом и кровоточащей правой рукой, в которой торчала стрела с оперением. Выстрел потревожил старую рану, которую он получил в битве с египтянами. Двое дреговитов тащили его с собой, и при каждом шаге его лицо передергивалось от боли. Бежать прочь означало оставить его в беде. Более того, кинжал, который один из дреговитов приставил к его груди, ясно показывал нам, что произойдет с нашим товарищем в случае бегства.

— Даруйте Аталанте жизнь! — крикнул Леонардо им, после того как он обменялся взглядом с Вийоном. — Мы сдаемся.

— Все иное было бы лишь напрасным усилием, — сказал мужчина, которого пол-Парижа считало жертвой Сатаны, в чем добрые горожане не так уж и ошибались. Люди Клода Фролло окружили нас, и мы отдали им наши кинжалы. Архидьякон, если его теперь можно было так назвать, остановился перед Вийоном и внимательно рассмотрел его. В его взгляде было любопытство и даже намек на почтение.

— Итак, значит это действительно вы, магистр и поэт, достославный Вийон!

— Не забудьте, изменник, что еще и епископ, — возразил Вийон. — Впрочем, я скорее известен дурной, нежели доблестной славой.

Фролло испытующе посмотрел на него:

— Я вовсе не изменник. Я, в отличие от вас, — тот, кто нашел верный путь.

— Путь Сатаны называть верным путем — что за нахальство! — прорычал Вийон.

Фролло выставил свой подбородок, почти коснувшись лица Вийона.

— Ученики Сатаны посвящают себя тому, чтобы признать, что они поносят правоверных, как приверженцев зла.

Уголок рта Вийона дрогнул, его глазя расширились. Показалось, будто он увидел Клода Фролло в новом свете.

— Вы… действительно думаете так?! До сих пор я только догадывался об этом. Вы по-настоящему верите, что идете по верному пути.

— А как же иначе?

— Опомнитесь, Фролло! — сказал Вийон. — Змий соблазнил вас. Разве вы не понимаете, что разыгрываете роль Евы?

— Болтовня! Демоны Сатаны известны своим ловким языком. Я отведу вас к великому магистру, чтобы он сорвал для вас маску видимости.

— Сделайте милость, — вздохнул Вийон, явно покорный своей судьбе. — Я едва могу дождаться.

Фролло обернулся к де Гарлэ:

— Отлично сделано, брат. Это все, кто проник в пещеру?

— Мы не видели других.

— Вы удостоверились в этом, брат де Гарлэ?

— Когда мы могли? Мы же должны были преследовать этих.

— А кто охраняет теперь вход?

— Никто. Мне нужен был для преследования каждый человек.

— Вход не охраняется? — лицо Фролло помрачнело. — Пусть великий магистр не узнает об этом. Быстро проследите, чтобы все ваши люди снова отправились по своим постам!

Люди Гарлэ отпустили Аталанте и последовали за спешащим ротмистром в сумрачный туннель. Томмазо подошел к своему раненому другу и поддержал его. Он и Леонардо обеспокоено осмотрели Аталанте, почти нежно, как мать, волнующаяся из-за своего сына или дрожащая из-за возлюбленного девушка. Словно потерпевшая поражение армия, мы следовали за Клодом Фролло по комплексу пещеры. Мы несли лотки, а Леонардо — свою лютню, что должно было придать нам смешные черты в глазах дреговитов.

В пещере должно было оказаться холодно, гораздо прохладнее, чем снаружи на земле в свете июльского солнца. Но было совсем наоборот. Горящий в печах уголь и кипящая в котлах вода гнали пот из пор. Воздух был влажным, плотным и душным — смесь из запахов потных людей, смолянистого дерева, каленого железа и источающего дыхание столетий камня. Гнетущее дуновение обдало нас подобно морскому чудовищу, чьи выпирающие щупальца закрыли наши рты и носы, лишили нас дыхания. Было ли это предполагаемая нами адская боль? Должны ли мы раствориться в этой клейкой массе, чтобы быть проглоченными жадными пропастями машинного монстра, дверями печей и котлов?

У меня было ощущение, что с каждой каплей пота и каждым вздохом, который машина отбирала у нас, она росла. Machina mundi растворяла мир в клейкий чад, чтобы подкрепиться, стать полновластной и единой с ним. Мировая машина раздулась до мира машин. Меня охватил страх стать частью машины, с железом вместо плоти, с горящими углями вместо стучащего сердца, с шипящим паром — вместо человеческого дыхания, с механической денной и нощной работой — вместо жизни, полной противоречивых чувств, полной счастья и страдания.

То, что я потом увидел, окончательно перехватило мое дыхание. Я почувствовал укол в сердце и раздраженное ощущение в горле. Такое происходит, если большое удивление и столь же огромный страх встретятся вместе. На этот раз я струсил не за свою собственную жизнь: я испугался за жизнь Колетты!