В тени Нотр-Дама

Тоскливо я глядел на группку танцующих школяров и проституток, которые напились и теперь смеялись, довольные собой. Для них не существовала ни machina mundi, ни угроза их вечному веселью. Они не шутили о том, что ожидало их души после смерти. Не живет ли каждый в мире, который сам создает для себя?

Прежде чем я предался меланхолии или пришел к слишком глубокому заключению, я подавился ложкой луковой похлебки и закашлял изо всех сил, словно заразился от Вийона. Леонардо похлопал меня по спине, пока мне не стало лучше, и я сумел полностью успокоить раздражение глотком вина.

— Не так жадно глотайте, сеньор Арман, — призвал меня итальянец. — Задохнуться от вареного лука — смерть ни почетная, ни приятная.

— Проклятье, закройте же, наконец, рот! — накинулся я на него. — Я захлебнулся не от жадности, а от удивления. От ужаса, если вам так угодно. Видите танцоров там, рядом с печью изготовителя паштета? На миг я увидел позади лицо человека, от которого до сих пор сумел прятаться: Жиля Годена.

Мы вскочили, и Леонардо бросил пару монет на стол Поспешно мы скрылись в толпе, окруженные шаловливыми танцорами. Мы оглядывались по сторонам. Напрасно, Годена нигде не было видно.

Вийон посмотрел на запад, где стояли в тени нескольких тополей пять больший амбарных сараев.

— Странно, но прежде это не бросалось мне в глаза Никто не вертится вокруг них. Разве это не удивительно, что тут ни разу не прошмыгнул бродячий пес, что ни одна девка не использует защиту сарая, чтобы осчастливить своего ухажера? Словно место проклято, вокруг него — отталкивающая аура.

Мы протиснулись между вытянутыми зданиями, и они показались нам действительно покинутыми. Позади возвышался поросший чертополохом, крапивой и другими сорняками склон.

Я толкнул дверь одного из сараев и установил, что она закрыта. Томмазо сумел открыть ее узкой отмычкой, и мы вошли в мрачное помещение, в котором не нашли ничего, кроме длинных рядов больших рулонов сукна, поставленных друг на друга.

— Рыночный склад торговцев сукном, — разочарованно сказал я. — Опять ничего!

Лишь теперь мне бросилось в глаза, что мой отец не последовал за нами в сарай. Я обнаружил его на склоне. По колено он стоял в крапиве и таращился на свой живот. Он стащил капюшон и посмотрел на нас Старые глаза сверкали, когда он крикнул:

— Она движется, палочка дрожит! — он снова взглянул на свой ящик на животе — и мы с ним. Узкая металлическая трубка, которая обоими концами сидела в крепких ячейках, едва заметно дрожала с нерегулярными промежутками. — Я хотел только последовать за вами в сарай, когда заметил это. Чем ближе я подходил к склону, тем сильнее это становилось. Попытаемся на другой стороне склона…

Не обращая внимания на болезненные укусы шиповника, чертополоха и крапивы, мы продвигались вперед по склону. Я четко ощущал возбуждение, которое охватило нас всех — охотничий азарт. С каждым шагом металлическая проволока дрожала все сильнее, словно ее магически притягивало таинственной силой. Или — будто бы она боялась места, которое мы искали.

Аталанте взял руководство в свои руки, вынул кинжал и рубил снова и снова по стеблям и кустарнику, чтобы хоть немного облегчить нам продвижение вперед. Внизу склона он неожиданно издал сдавленный крик и упал на землю. Его нога утонула в земле. Леонардо протянул ему руку и поставил его снова на ноги.

— Дыра в земле, — предположил Томмазо. — Нора лисы или кролика.

— Здесь не водятся ни лисы, ни кролики, — возразил Вийон. — Ни птицы, ни бабочки, ни пчелы. Хотя животным ничто не мешает, они бегут из этого места.

Теперь это бросилось нам всем в глаза Ни щебетание птиц, ни жужжание пчел не наполняли теплый июльский вечер. Зловещая тишина царила бы здесь, если бы не шум рынка. Нам больше не была видна пестрая суматоха ярмарки, мы только слышали усиливающийся и утихающий шум музыки и голосов людей и крики животных — далеко и все же отчетливо, как шум прибоя скрытого пляжа. У меня было ощущение, что мы перешли невидимую границу и вступили в чужую сферу, в которой шум нашего мира был только эхом, люди — тенями. Хотя солнце сияло на безоблачном небе, меня охватил озноб.

Леонардо встал на колени и изучил дыру в земле. Он взял у Аталанте его кинжал, обрезал пару папоротников и побегов шиповника и освободил вторую глубокую яму. Когда мы захотели ему помочь, то обнаружили, что многие побеги крепятся корнями не в грунте.

Их уложили так, чтобы скрыть вырубленную в земле лестницу. Никому не нужно было этого говорить — каждый знал, что мы близки к цели. Вийон снял с живота и поставил на землю свою коробку: пружина дрожала так дико, что едва не выскочила из ячеек.

— Ессо! — переводя тяжело дыхание, сказал Аталанте, когда перед нами зияла дыра, которая измерялась почти саженью в квадрате. Укрепленные досками ступени образовывали начало крутой лестницы, которая исчезала в мрачной пропасти земли.

— Видно не много, — посетовал я.