Какая суматоха поднялась наверху! Мы услышали голоса и топот ног немецких офицеров. Слава богу, что рабочий решил подняться наверх, а не спрыгнуть в наш бункер – у нас появился шанс. Мы схватили кто что. Павел держал одеяло. Мама подняла его на руки. Мне, кажется, попалась кастрюлька. А через мгновение я оказалась на руках у папы… И вот мы, один за другим, уже ползем по 80-сантиметровой трубе. Корсар пошел первым, за ним
Не помню, чтобы в тот момент кто-то говорил о ее беременности, хотя это вполне возможно. Кроме того, в свои семь лет я могла просто не понять, о чем говорили взрослые. Я помню только, что все взрослые поняли, что Вайнбергова ждет ребенка…
Моей маме тоже с большим трудом удавалось передвигаться по тесным трубам. Она уже давно жаловалась на распухшие от постоянной сырости ноги и ступни. Ее обувь стала ей тесна, и Соха как-то принес ей мужские ботинки. И вот ее большущий башмак застрял в трубе, не позволяя двигаться дальше. Она попыталась сбросить его, но она не могла развязать шнурок – слишком узкая труба не позволяла дотянуться. Она и так и этак пыталась освободить ногу, и тут вода стала подниматься… Пытаясь освободиться, мама как-то вывихнула лодыжку и потом несколько недель хромала, но в тот момент это заботило нас меньше всего. Нас в трубе было слишком много, и из-за этого вода сильно поднялась, а когда ее течение замедлилось из-за застрявшей мамы, возникла опасность утонуть.
Происходило приблизительно то же, что и в момент гибели дяди Кубы, только на этот раз вода, погубившая его, нас спасла. Напор воды помог маме выдернуть застрявшую ногу и продолжить движение – поток просто протолкнул ее дальше по трубе.
Выбравшись из трубы, мы оказались на скользком карнизе над Пельтевом. Здесь мы попытались двигаться побыстрее, чтобы где-нибудь спрятаться от немцев, которые, как мы были уверены, пустятся за нами в погоню, но вода сильно усложняла эту задачу. Мама, державшая на руках Павла, поскользнулась и с трудом смогла поднять головку брата над уровнем наступающей воды. Папе тоже было нелегко, он высоко поднял меня на руках, чтобы меня не накрыло потоком.
Каким-то чудом Соха с Вроблевским нас нашли. По крайней мере, чудом это показалось нам – они просто хорошо знали подземелье и смогли догадаться, куда мы направимся. Услышав шум на улице, они поняли, что произошло, прикинули, куда мы можем пойти, и двинулись на перехват. Они мыслили логически: уйти из убежища мы могли только через одну трубу, которая могла привести нас только к такой-то трубе, та – к другой. Они понимали, что в результате мы выберемся к реке, где и надеялись с нами встретиться. Так или иначе, это произошло, и, увидев впереди свет, мы знали, что это они, Соха с Вроблевским. Они подавали оговоренные раньше сигналы, размахивая лампой.
Мы продолжили наш путь, пока не оказались под руслом реки, а там сделали привал, чтобы решить, что делать дальше. Соха рассказал, что обыск нашего бункера уже завершился, и остальные работники канализационной системы подняли на смех обнаружившего нас инспектора: мол, столкнулся с привидениями. Да он и сам говорил, что увидел призраков. Словом, решили, что это ему почудилось спьяну. Конечно, тщательный осмотр нашего бункера показал бы, что в нем жили люди, но никто этим заниматься не стал, и мы могли продолжать прятаться в подземелье.
Мы пришли в какую-то пещерку, и Соха с Вроблевским нас покинули… ненадолго, сказали они, только до тех пор, как Ковалов подыщет для нас подходящее убежище. В этой пещерке долго оставаться было невозможно: там даже я не могла встать во весь рост, не говоря о сырости, грязи и холоде. Ледяной ветер пронизывал нас до костей. В какой-то момент мужчины устали ждать и убедили нас пойти назад – к главному каналу. Нарушать приказ Сохи нам не хотелось, но другого выбора у нас не было.