В темноте

Мои родители держали магазин тканей «Текстильные товары Гольда» на улице Боимов, одной из первых еврейских улиц Львова. Торговали на этой улице в основном евреи. Хозяева магазинчиков и лавок чаще всего жили прямо в расположенных над ними квартирах. Большинство жителей района тоже составляли евреи. Но в магазин наш ходили все. Христиане, украинцы, русские… это не имело никакого значения. У родителей были хорошие клиенты всякого происхождения. Мама работала в магазине полный день, что в те времена было довольно необычно, но меня это совсем не удивляло. Как работают другие женщины, я просто не знала, и все тут. Бабушка, мамина мама, тоже работала с утра до вечера, и поэтому я не видела в этом ничего странного. Дедушка с бабушкой тоже торговали текстильными товарами, а магазин родителей был чем-то вроде филиала.

Больше всего я любила ходить с няней в родительский магазин и ждать, когда у мамы кончится рабочий день. Ах, как я любила бывать в магазине, наполненном восхитительными тканями, интересными сопутствующими товарами и упоительными запахами. А сколько там было покупателей! Полки были забиты гигантскими рулонами тканей, и мама снимала то один, то другой, когда покупатели просили показать узор. Она расстилала ткань на большом столе и разглаживала ее ладонями. Все это она делала четкими движениями настоящего профессионала. Меня распирало от гордости за маму, работающую на таком важном посту, и я с восторгом наблюдала за ее величавыми движениями, пока она помогала людям выбрать ткани или придумать, как из них что-нибудь сшить. Люди приходили в магазин с радостным волнением, ведь этот визит сулил появление в доме новых красивых штор или шикарного платья. Это было место, где люди готовились стать счастливыми.

В иные вечера я ждала маму, сидя на ступеньках у входа в магазин. До сих пор помню, как одна из постоянных покупательниц, проходя мимо меня, спросила, какой цвет мне нравится больше всех. Она обратилась ко мне по имени – Крыся. Так меня звали все, кроме папы, который называл меня Кшисей. Первое – это популярное уменьшительное от имени Кристина, знак близких и доверительных отношений, а второе – проявление безмерной родительской любви. В польском языке эта разница заметна сразу. Я ответила, что люблю желтый, и, сделав покупки и снова проходя мимо меня, сидящей на крылечке перед магазином, эта женщина вручила мне небольшой кусочек желтой ткани. Это была сущая мелочь, как-то использовать такой кусочек можно было разве только в моем кукольном домике, но женщина сделала этот подарок, просто чтобы увидеть мою улыбку.

Каждое лето мы уезжали за город. Так во Львове делали многие евреи. Мы с семьей моей тетушки снимали дачу и жили там два месяца. Отец в будние дни возвращался во Львов, а мама не работала все лето. Мы жили в чудесном месте. Куда ни глянь, везде желтые подсолнухи – гектары подсолнухов! Как же я их любила! Львиную долю времени я бегала туда-сюда по этим полям, погрузившись в мир своих фантазий. Помню, в один из дней меня попросили сделать что-то по дому, но я наотрез отказалась. Женщина, сдававшая нам дачу, хорошенько отругала меня и сказала:

– Если не будешь слушаться, придет Баба Яга и заберет тебя к себе.

Я напугалась… и все равно не послушалась. Я не стала ничего делать и убежала играть дальше. Мне, конечно, было страшновато, но и дерзости было не занимать.

Моему отцу, Игнацию Хигеру, как мне кажется, не очень-то нравилось работать в магазине. Магазин приносил хороший доход, и за это отец был благодарен, но, будь его воля, он бы занялся чем-то другим. Отец был очень умным человеком, обладал острым творческим умом и кандидатскими степенями в области философии и истории. Он мог бы достичь огромных высот, если бы не учился в те времена, когда для евреев существовал запрет на определенные профессии. Эти ограничения были следствием правительственного плана numerus clausus и доказывают, что и до Второй мировой войны, и до немцев, жизнь у польских евреев была не сахар. Отец мог бы стать врачом, но дорога в медицинский для него была закрыта. Он мог бы уехать учиться в другую страну, но и с этим были сложности. Что там говорить, ему стоило большого труда закончить и философско-исторический. Неевреи отказывались садиться рядом с ним. Вполне вероятно, что он не смог бы получить свой диплом, если б не его близкий друг-украинец, который взял на себя роль добровольного телохранителя и стал защищать его от банд украинских молодчиков, преследовавших студентов-евреев. Закончив учебу, отец рассудил, что из всех вариантов обеспечить комфортную жизнь семье лучше всего открыть филиал магазина моих дедушки и бабушки, и добился в этом деле больших успехов. Магазин позволял нам безбедно жить, но ради этого отцу пришлось поступиться своими интересами. Вместо того чтобы стать врачом или известным писателем, он превратился в коммерсанта, но всю жизнь продолжал читать, учиться и тянуться к новым идеям. И это его устраивало – нужно было кормить семью, важнее которой для него ничего не было.