В темноте

Мы жили в другом бараке, но проводили в этом подвале почти все время. Думаю, Вайссу и его товарищам не очень-то нравилось, что в подвале почти все время присутствовали мы с Павлом и мамой. Мужчины, должно быть, боялись, что, начав шуметь или плакать, мы выдадим их. Папа знал, что мы умеем вести себя тихо, и хотел, чтобы мы находились рядом. Но остальные мужчины не знали нас – они видели в нас обычных детей, тогда как в действительности мы давно уже уподобились животным. Единственное, что мы умели делать мастерски, – это молчать и бороться за выживание.

На то, чтобы пробиться через бетон и докопаться до стенки тоннеля, ушло восемь дней. Сейчас мне кажется, будто мужчины работали гораздо дольше – несколько недель! – но папа в своем дневнике написал, что прошло лишь восемь дней. С точки зрения маленького ребенка, эти восемь дней тянулись целую вечность. Как правило, днями мама с папой ходили отрабатывать свои рабочие смены, а по ночам мы встречались в подвале у Вайсса. Приходя туда, мы с мамой садились рядом с престарелой матерью Вайсса, а мужчины брались за работу. Чаще всего мы прижимались к маме и засыпали. Еще раз повторю, что присутствие детей не очень-то радовало остальных участников заговора, но отец не оставил им выбора.

– Моя семья будет рядом, – сказал он, – или я заберу все свои инструменты и буду помогать кому-нибудь еще.

Он не рассказал остальным о подготовленном для нас бункере, но все время держал его в голове, как крайний вариант на случай крушения нынешнего не очень-то удачного альянса.

Наконец, вход в тоннель канализации был готов. Отверстие было небольшое, сантиметров 70 в диаметре. Через него еле-еле мог протиснуться взрослый человек, но куда деваться! Когда открылся вход в тоннель, Вайсс, Берестыцкий и мой папа решили спуститься в него и посмотреть, как там и что. Возможно, с ними пошел и мой дядя Куба, муж папиной сестры, которую во время «акции», проведенной за несколько месяцев до этого, арестовали вместе с дочерью и моей бабушкой, но тут я не уверена. Еще я точно знаю, что в тот момент был еще жив отец моей мамы Йозеф Гольд. Дедушка жил в другом бараке, был в курсе наших планов, но я не помню, чтобы он приходил копать тоннель.

Разведчики спустились в канализацию, прихватив с собой керосиновую лампу и инструменты. Вдоль стен тоннеля над Пельтевом тянулись карнизы, и мужчины на несколько сотен метров продвинулись по ним в глубь подземелья. Карнизы были узенькие, нормальным шагом по ним ходить не получалось – только прижавшись спиной к стене и вывернув ступни.

По возвращении папа рассказал, что в тоннеле очень темно и шумно. Несущиеся по тоннелю воды Пельтева грохотали, словно тысяча водопадов. Мужчины несколько минут шли по тоннелю, не представляя, чего ждать, не зная, чего они, собственно, хотят найти. Но больше всего их потрясла кромешная тьма. При погашенной лампе они не могли видеть друг друга, даже находясь совсем рядом. Им было трудно представить себе, как выжить в такой темноте, но других вариантов просто не было…

На следующий день мой папа с другими мужчинами снова спустился в тоннель. На этот раз они увидели где-то вдалеке огонек другой лампы. Это было ужасно! Мужчины подумали, что их замысел раскрыт и что их всех ждет арест. Им даже и в голову не пришло, что эта лампа могла принадлежать другой группе евреев, тоже ищущих убежища. Они подумали, что это гестаповцы. Бежать было некуда. Им оставалось только погасить лампу и надеяться, что те люди их не заметят и уйдут, не добравшись до них. Сами они так поступить не могли, потому что без света наверняка оступились бы и слетели с карниза в бурные, перемешанные с канализационными стоками, речные воды. Они замерли на карнизе и даже задержали дыхание, хотя шум воды был способен заглушить любые звуки.

Наконец человек с лампой приблизился и осветил лица моего отца и его товарищей. И тут отец увидел его лицо – круглое и румяное, как у ангелочка! Казалось, этот человек не несет никакой угрозы. Он был настолько удивлен, сказал мой папа, что бояться его было просто невозможно. За его спиной отец увидел еще одного мужчину, а за ним стоял еще один.

– Что вы здесь делаете? – спросил первый. По одежде отец узнал в нем работника канализационной сети. На нем были высокие болотные сапоги и матерчатая шапочка. Говорил он спокойно и вежливо.

– Ищу, где бы спрятать семью, – ответил мой папа.

– Здесь? В канализации?!

– Других мест для нас уже не осталось, – сказал отец.

Мужчина на мгновение задумался над этими словами, а потом повернулся к стоявшим за его спиной и начал с ними о чем-то шептаться. Из доносившихся до него обрывков разговора отец понял, что они спорят о том, донести ли о происшедшем в гестапо. Те, что стояли подальше, казалось, предлагали сдать евреев немцам, но мужчина с лампой вроде был против.

Через некоторое время этот мужчина спросил:

– То есть вы здесь сейчас еще не все?

Папа отрицательно покачал головой.