В темноте

В самый разгар сеанса в квартиру вошел эсэсовец. Кто-то из гостей оставил дверь открытой, и немец решил посмотреть, что тут творится. Он сразу же понял, что попал на спиритический сеанс. Услышав его шаги, все разом вздрогнули и вышли из транса. Люди боялись, что их расстреляют, потому что заниматься мистикой, конечно, было запрещено, но офицер СС тоже присел к столу и сказал:

– Продолжайте.

Он наблюдал за происходящим с нескрываемым любопытством. Мы часто замечали такие перемены в правивших нами немцах. В группе они вели себя жестоко и бессердечно. Но в одиночку становились обычными людьми, проявляли любопытство и нормальные человеческие чувства.

После этого доктор Валькер перешел к следующей фазе сеанса, во время которой духи отвечали на вопросы, по буквам «произнося» те или иные слова. Для этого часто используются специальные планшетки, но тогда у нас такой дощечки не было. Первыми буквами сообщения были «H» и «I». Все присутствующие, как рассказала мне позднее мама, думали, что духи хотят написать фамилию «Hitler», но вместо этого получилось H-I–L-F-D-E-N-J-U-D-E-N. «Hilf den Juden». Помоги евреям.

Эсэсовца это, казалось, напугало. Он поднялся и ушел. Все смотрели ему вслед и думали, в какой странной ситуации они только сейчас были. Спиритический сеанс в присутствии эсэсовца, в центре еврейского гетто, посреди ужаса и хаоса. Сидевшие за тем столом люди и правда погибли, сам доктор Валькер – уже во время следующей «акции». Как он и предсказал, выжили только мои родители.

* * *

Еще несколько недель мама ходила на работу. Оставлять нас каждый день одних ей было очень трудно, потому что Павел сильно плакал. Он молчал, когда ее не было дома, когда мы прятались, но рыдал, когда мама собиралась уходить. Он не хотел, чтобы она уходила, а потом весь день ждал ее возвращения. Мы оба жили в постоянном страхе, что она больше не придет. В конце каждого долгого рабочего дня мы со всех ног бросались к маме, обнимали ее и засыпали вопросами о том, что происходит в городе, за забором гетто. Чем там занимаются люди? Как живут дети? Мы уже так долго сидели взаперти, так долго не выходили на улицу, что с жадностью слушали любые новости.

Яновский лагерь еще оставался трудовым лагерем, но уже начал выполнять и функции лагеря смерти. При максимальной нагрузке на фабрике Schwartz Co. работало больше 4000 человек, но на территории лагеря работали и другие производства. Молодых, сильных и здоровых отправляли в Яновский лагерь работать. Если ты слаб, стар и не способен работать, тебя тоже отправляли туда – уничтожить. Других вариантов не существовало. Время от времени немцы вывозили евреев на расстрел в Пяски, но чаще всего убивали прямо на месте, в Яновском лагере. Он не был предназначен для массового уничтожения евреев, но так немцам было удобнее. Конечно, в лагере содержались не только львовские евреи, туда свозили людей со всей Польши и даже со всей Европы. В Яновском лагере немцы убили больше 200 000 евреев, хотя, возможно, сюда включены и те, кого расстреливали в находящихся неподалеку от него песчаных карьерах. По злой иронии судьбы, моя мама каждый день ходила в лагерь шить униформу для тех самых людей, главной задачей которых было наше уничтожение.

Если вы придете в Яновский лагерь сегодня, то прямо перед входом увидите табличку с надписью: «Остановись, прохожий! Склони голову! Перед тобою место, где находился Яновский концентрационный лагерь! Тут сама земля пропитана страданиями! Тут нацисты мучили и убивали невинных людей, отправляли их в газовые камеры. Вечная память невинным жертвам! Вечное проклятье палачам!» Я читаю эти слова, и по телу моему бегут мурашки, потому что именно сюда на работу каждый день ходила моя мать, именно сюда забирали моих родных. Да, земля в этом месте и впрямь пропитана слезами и невыносимыми страданиями.

* * *

Еще в январе 1943 года папа начал думать, куда отправить нас, когда евреев начнут окончательно выдавливать из гетто. Бежать? У отца был друг-ариец – Михат Коллерный, с которым до войны они играли в национальной волейбольной команде. Михат принес фальшивые документы, но… странные взаимоотношения с Гжимеком прославили моего отца на все гетто. Так что нам пришлось отказаться от этой затеи. Документы мы, конечно, оставили себе, но пользоваться ими папа боялся.

Потом он придумал вырыть бункер под домом коменданта – человека, поклявшегося убить его своими руками! Он был уверен, что Гжимеку не придет в голову искать его у себя под носом, и выкопал тоннель, ведущий из выселенного дома, находящегося через улицу от немецкого штаба. Он строил этот бункер несколько недель, пока обустраивал теплицу какого-то подчиненного Гжимека. Папа провел в убежище электричество, притащил пару кроватей, сделал запас продуктов. И все это без всякой помощи. По его мысли, в этом месте мы смогли бы всей семьей дождаться окончания войны. Конечно, это было бы опасно, но, наверно, не опаснее того, что грозило нам, останься мы наверху. Теперь нам оставалось только ждать…