Мовса лишь в последний момент почувствовал, как у него за спиной возник Шамиль, шагнул вперед и налетел на кулак Вахида. Батаев успел поймать тело, отброшенное назад.
– Бери его за ноги, и понесли к машине, – пропыхтел Шамиль, одной рукой удерживая тело на весу, другой беря с земли сумку.
– Ислам? – раздался заспанный голос, когда Вахид открыл дверцу машины.
Друзьям сразу стало ясно, что мужчина, сидевший за рулем, только что проснулся.
– Нет больше Ислама. – Вахид стал бесцеремонно вталкивать на заднее сиденье старого «Опеля» Мовсу, так и не пришедшего в себя.
Неожиданно водитель выскочил из-за руля и отбежал от машины.
– Кто вы? – испугано спросил он.
– Свои, – спокойно ответил Вахид. – Этот человек только что убил твоего Ислама, а нам сказал, будто тот предатель. Мы везем его собой, чтобы разобраться.
Вахид не исключал, что водитель «Опеля» заодно с Исламом работал на МВД Чечни, а раз так, то из ситуации нужно выжать максимум пользы.
Водитель нерешительно подошел ближе.
– Надо торопиться. У нас на все три часа.
Не успеете, плохо дело.
Глава 16
Настоящие патриоты
Был поздний вечер. Город натянул на себя покрывало тревожной тишины и наконец-то задремал. Опустившаяся темнота съела людей и звуки. Лишь изредка что-то гремело в направлении Донецка, да пару раз по улицам промчался патрульный «Хаммер» с пьяными солдатами.
Гниляк оттолкнулся от стены и подошел к пленнику с самой русской фамилией Иванов, лежащему на полу. В желтоватом свете электрической лампочки лицо ополченца, посиневшее от побоев, казалось черным, а сам он походил на большую тряпичную куклу. Иванов лежал на животе, повернув голову вправо и раскинув руки. Величко приподнялся на стуле и перегнулся через стол:
– Он случайно не помер?
У этого солдата был самый маленький в группе рост. Разумеется, все в насмешку называли его Великаном.
– Что? – громче обычного спросил Зинченко, развалившийся на раскуроченном кресле, и вынул из уха миниатюрный наушник плеера.
Он родился и вырос в Одессе. Белобрысый парень со слегка оттопыренными ушами не расставался с плеером даже во сне. До войны он работал мотористом на речной барже и теперь отзывался на кличку Речник. Все время, пока Гниляк истязал колорада, Речник дергался и раскачивался в такт музыке, слышной только ему.
– Ничего! – с раздражением бросил Великан.
Речник проследил за его взглядом.
– Что, готов?
Гниляк наступил ополченцу на голову и несколько раз катнул ее ступней из стороны в сторону.
Пленник застонал.
– Живой! – обрадовался Гниляк и присел на корточки. – Ты не умирай! Как мы без тебя? Чем тогда ночью заниматься? Дружки твои богу душу уже отдали. Даже неинтересно. – Заостренный нос и большие передние зубы под слегка выпяченной верхней губой делали его похожим на крысу.
– Воды! – с трудом прохрипел пленник.
– Зачем тебе вода? – удивился Гниляк и показал взглядом на розовую лужу. – Ты вон обделался весь. Еще хочешь?
– Звери!
– Знаю. – Гниляк сокрушенно вздохнул, задирая на Иванове остатки куртки до самых плеч.
Берса сидел на скамейке, навалившись плечом на стену, и наблюдал за происходящим из-под прикрытых век. Его злила нелепость этого действа. Изувер задавал один и тот же вопрос: «Зачем продался москалям?» Берса не мог понять, что должен ответить Иванов, и ждал, чем все закончится. Однако время шло, а Гниляк продолжал глумиться. Он оглядел торс Иванова, черный от грязи и побоев, и стал совать палец в рану на боку.
Пленник взвыл, скребя ногтями по бетонному полу.
– Больно? – Гниляк сделал удивленное лицо.
Иванов нашел в себе силы и дернулся. Окровавленный палец вылетел из раны.
Гниляк поморщился.
– Фу!
– Лучше убейте! – взмолился Иванов.
– Конечно, убьем, – вытирая окровавленный палец об одежду несчастного, пообещал Гниляк. – Только сперва душу отведем.
– Тебе не надоело? – спросил Великан.
– Дай лучше порох. – Гниляк показал взглядом на стол.
Великан взял двумя руками тетрадный листок, на который высыпал содержимое двух патронов, и встал.
В предвкушении новой порции адреналина Гниляк даже язык высунул, взял листок и положил на пол.
– Умоляю! – взвыл пленник. – Ты же человек!
– Зато ты нет, – констатировал Гниляк, зачерпывая порошок маленькой ложкой.
Он поднес ложку к ране, попытался насыпать в нее порох, как Иванов приподнялся на руках. Порох рассыпался по спине.
– Ты чего? – взревел Гниляк. – Лежи спокойно!
– Не надо! – прохрипел Иванов.
– Надо. – Гниляк поддел на кончик ложки еще пороха, посмотрел на Великана. – Подержи его.
Великан нехотя встал из-за стола. Все изрядно устали.
– Давай быстрее! – поторопил Гниляк.
Заметив эти движения, Речник снова вынул наушник и спросил:
– Ты чего собрался делать?
– Ты тоже помогай, – потребовал Гниляк.
Терпение Берсы лопнуло, и он медленно встал. Каратели все как один повернули головы в его сторону. Выражение на их лицах было таким, будто со скамьи, стоящей у стены, поднялся не человек, а гора. Берса неожиданно понял, что весь этот спектакль был устроен для единственного зрителя, которым оказался он. От этого ему стало противно.
– Хватит! – Он показал на двери. – Пойдемте во двор.