Казалось бы, какой вклад может внести в спортивный успех экспедиции консультант по питанию, или, попросту говоря, шеф-повар экспедиции Владимир Воскобойников? Однако сомнения по этому поводу могли возникнуть у кого угодно, но не у самих участников восхождения. До сих пор остается секретом, как ему удавалось из концентратов готовить удивительно вкусные блюда, и ни разу не повторяясь, кормить ими десятки людей в то время, когда горная болезнь напрочь отбивала аппетит. Этот далекий от спорта и поэтому больше других страдавший от злополучной горной болезни человек в конце концов тоже безнадежно «заболел», но уже… альпинизмом. Кстати, одним из первых источников «инфекции» этой новой для В. Воскобойникова «болезни» был Эдуард Мысловский, взявший его на ледопад, правда, для начала лишь до второй веревки. Новая «болезнь», несмотря на неоднократные запреты руководства, протекала бурно. Настолько бурно, что кандидат технических наук, заместитель генерального директора Всесоюзного НИИ пищеконцентратной промышленности и специальной пищевой технологии Агропрома СССР В. А. Воскобойников вернулся домой обладателем значка «Альпинист СССР».
С нескрываемой гордостью смотрели 27 советских людей на красный флаг, трепещущий на мачте у подножия Эвереста. Этих людей разных профессий, темпераментов, характеров роднила одна цель, одно желание: если и не самому, то хотя бы сделать все возможное, чтобы кто-то из товарищей поднял советский флаг на вершину «третьего полюса» земли.
Неискушенному в альпинизме человеку может показаться, что заветная цель была совсем рядом — всего в каких-то 3508 метрах, правда, по вертикали. На самом же деле она была значительно дальше. Уже потом, после восхождения, Валентин Иванов сказал, что главной неожиданностью для них стало то, что избранный маршрут оказался намного сложнее, чем предполагалось.
Конечно, и тогда все понимали, что будут трудности, но острее всех ощущал это руководитель экспедиции Евгений Игоревич Тамм, взваливший на себя огромную тяжесть по организации и подготовке экспедиции и вложивший в нее все свои силы. Теперь оставалось самое главное и, пожалуй, самое сложное — довести дело до конца.
До этого Е. И. Тамм имел возможность сам все контролировать. Если требовалось, в решениях он опирался на огромный альпинистский и жизненный опыт, помогал где делом, где добрым советом, иногда действовал решительно, пользуясь своим непоколебимым авторитетом. Чтобы ничто не могло отвлечь его от подготовки к гималайской экспедиции, он отказался от почетного поста председателя Федерации альпинизма СССР.
Теперь ему приходилось жить как бы в двух измерениях: физически — в базовом лагере, а мысленно — на склоне, а затем и на вершине. Причем, когда наши альпинисты достигли вершины, нельзя было поддаваться эйфории: кому-кому, а ему доподлинно известно, что подняться на вершину — это полдела, главное (а это труднее всего) — добраться живыми в базовый лагерь, иначе вся экспедиция и ее успех пойдут насмарку. Надо было решать задачи со многими неизвестными, представлять то, что в действительности происходит там, наверху, за скупыми фразами «все нормально», переданными восходителями во время коротких минут, а порой и секунд радиосеансов. Просто удивительно, как этому мягкому, исключительно интеллигентному человеку удавалось удерживать бразды правления таким сложнейшим механизмом, каким была экспедиция на Эверест.
Короткой фразой, если появлялась острейшая необходимость, он умел охладить пыл рвущихся к вершине альпинистов, когда она была уже совсем рядом, что называется «за поворотом». Были и такие ситуации, когда вопреки приказам и инструкциям Е. Тамм, рискуя многим, давал согласие на штурм. Такие минуты были, наверное, самыми счастливыми в его жизни. Ведь вместе с очередными победами восходителей исполнялись и его личные мечты.
Е. И. Тамм, будучи прекрасным альпинистом, лучше любого врача знал возможности всех участников восхождения. Как умел он отстаивать свое мнение! Лучшим примером тому может служить не только участие в экспедиции, но и подъем на вершину Эдуарда Мысловского. Под свою личную ответственность Е. И. Тамм добился не только выезда Мысловского в Непал…
Передовая группа Э. Мысловского при поддержке старшего тренера А. Овчинникова проложила путь в промежуточный лагерь, который был установлен 24 марта на высоте 6100 метров (критическая, по мнению медиков, высота для Мысловского).
— Действительно, это так — сказал, улыбаясь, Эдуард. — Дальше я шел, можно сказать, «зайцем». Мы поднимались осторожно, тщательно исследуя снег, перед тем как сделать очередной шаг: опасались провалиться в скрытую трещину.