В Марокко друзей у меня хватало, но всем им было далеко до Хишама, человека исключительной мудрости. Лачуга Хишама стояла посреди трущоб, на задворках небольшой беленой мечети. Хишам был страстным коллекционером – он собирал почтовые марки. Время от времени я заглядывал к нему пообщаться и приносил гашеные марки. Мы говорили почти обо всем, как закадычные друзья. Было в этом что-то волшебное.
И вот сердечный приступ, и Хишама не стало. Его жена уехала из города, забрав с собой хромую собаку. На душе у меня стало пусто. Я вспоминал рассказанные другом притчи и представлял, как маленький Хишам сидит на коленях у своей бабушки и слушает. Ничто не занимало его так, как притчи. Он был талантливым рассказчиком, овладев этим искусством в совершенстве. Однажды Хишам сказал: сказитель, приводящий в движение души слушателей, сродни кукловоду – оба добиваются желаемого едва заметными движениями. В жизни он опирался на незыблемые ценности, усвоенные, по его словам, из бабушкиных притч. Хишаму больше нравилось живое общение, он с неизменным презрением отзывался о телевизионных сериалах.
Однажды воскресным летним днем я отправился на могилу друга, захватив с собой Тимура. Жара стояла невыносимая. Пока мы взбирались по крутому склону, все взмокли. Тимур капризничал и просился на руки – ему было жарко.
Я глянул наверх: далеко ли еще? И заметил у могилы Хишама коленопреклоненного мужчину. Он был в черной джеллабе из дорогой ткани, с капюшоном на голове; соединив ладони перед собой, мужчина молился.
Мне это показалось удивительным – раньше я никого не видел у могилы Хишама. Тот не раз говорил: друзей у него нет, а родителей своих он не помнит – маленьким ребенком его отдали торговцу утилем.
Заканчивая молитву, незнакомец провел ладонями по лицу и обернулся.
– Ас-саламу ‘алейкум, – сдержанно приветствовал он нас. – Мир вам.
И вот мы втроем сидим у могилы и слушаем крики чаек. Тимур просил сводить его к морю – поплавать, но я оставлял его просьбы без внимания.
Незнакомец помолчал немного, а потом спросил: откуда я знал Хишама? Я рассказал, что раз в неделю мы встречались и вели беседы, своеобразной платой за которые были мои почтовые марки.
– Хишам был очень мудрым человеком, – сказал незнакомец.
Я согласно кивнул. И в свою очередь спросил: откуда он знал Хишама? Ведь он не здешний? Что-то не припомню, чтобы мы раньше виделись.
Незнакомец в задумчивости оперся подбородком о руки с переплетенными в замок пальцами.
– Я обязан Хишаму всем, что у меня есть, – сказал он и умолк.
Я было собирался уже спросить, каким образом, когда он продолжил:
– Двадцать лет назад я был наркоманом – все в моей жизни вращалось вокруг кифа, гашиша. Целыми днями я курил, а ночами шатался по улицам, высматривая незапертое. Забирался в дом и тащил, что мог. Грабил и зажиточных людей, и бедняков, а добычу сбывал, покупая на вырученное киф.
– Но вы совсем не похожи на наркомана, – возразил я.
– Так и есть. А все благодаря тому, кто покоится в этой могиле.
– Что же произошло?
– Однажды, – продолжил незнакомец, – я угнал машину и отправился в Эль-Джадиду. Незадолго до этого я подслушал разговор двух воров: один говорил другому, что в Эль-Джадиде есть чем поживиться. Как только стемнело, я вышел на едва освещенную улицу жилого квартала и стал высматривать окна. Долго искать не пришлось. Одно окно показалось удобным, под ним даже стоял стул. Сейчас мне порой кажется, будто хозяин дома ждал меня.
Незнакомец помолчал, и, закатав рукава джеллабы, продолжил:
– Я бесшумно проник в дом. В доме все было тихо. Тогда я включил фонарик и стал шарить. Но ничего достойного не нашел, разве что большой кляссер в кожаном переплете – он лежал раскрытым на столе. В кляссере было полно марок. Обычно я брал золото или серебро, но альбом показался мне ценной вещью, так что я опустил его в сумку.
– И тут же из дальнего угла комнаты кто-то ко мне двинулся. Беззвучно, как тень. Я метнулся к окну, но тень опередила меня: окно с шумом захлопнулось. Я крикнул, угрожая свернуть противнику шею. И произошло то, чего я никак не ожидал: человек вдруг обратился ко мне с приветствием. Назвавшись Хишамом, сыном Хусейна, он сказал, что ждал меня. И пригласил сесть.
– Я сел, в любую минуту готовый вскочить, если он вздумает позвать на помощь. Хозяин дома спросил, как меня зовут. Я ответил: Оттоман. Я признался, что я – наркоман и что мне очень нужны деньги, а еще попросил прощения за то, что залез к нему.
– Вместо того, чтобы накинуться на меня с бранью, Хишам спокойно выслушал, дал мне горячего чаю с мятой и предложил переночевать у него.
Оттоман снова замолчал. Наклонившись вперед, он потрепал Тимура за щеку и в порыве чувств поцеловал детскую ручонку.
– Утром Хишам приготовил мне завтрак, достойный короля, – продолжил Оттоман. – Я ждал, что с минуты на минуту в дом ворвется полиция. Но радушие Хишама тронуло меня – я не мог сбежать. И остался у него на весь день. Он же предложил мне дальнейший план действий.
– И что это был за план?
– Моя новая жизнь.