В стране магии

Почему, скажите на милость, только развалюхи да самые скромные домишки трогают душу и кажутся родными, хотя жить в них, конечно, не слишком удобно, а комфортабельные здания всегда представляются враждебными и чужеродными махинами?

Магам, похоже, удалось ответить на этот вопрос, причем ответить не на словах.

У них архитектура абсолютно свободна от функциональных задач.

Никому там и в голову не придет заказать архитектору постройку, пригодную для житья. И она таковой не получится, в этом можно не сомневаться. Зато в ней можно прогуливаться или обозревать снаружи производимый ею удачный эффект, оценивая дружелюбный или возвышенный колорит, можно, наконец, проводить в ней волшебные мгновения.

Например, на пустынном плато возникает горделивый крепостной вал, за которым не укрывается ничего, кроме хилой травы да нескольких кустиков.

Посреди голой равнины высится упавшая башня (она изначально построена "упавшей"). А вон - низачем не нужная арка, которая соединяет лишь края собственной тени; а еще дальше, в чистом поле - одинокая лестница доверчиво потянулась к бескрайнему небу.

Такие у них здания. А живут они под землей в непритязательных помещениях с массой скругленных углов.

Когда я показывал магам чертежи и фотографии наших домов, они приходили в замешательство. "Зачем такие уродливые? Для чего?" Удивительно, что их потрясала прежде всего психологическая непригодность этих домов для жизни, бесчеловечная грубость и непродуманность.

"Даже свиньям жилось бы в них скверно, - говорили они. - ...И вы там внутри ни от чего не защищены, и еще в них нельзя..." - продолжения я не услышал, потому что на них напал неудержимый хохот.

Жизнь под землей сделала их совсем не похожими на нас.

Холодный (и бездымный) свет - их собственное изобретение, если называть изобретением вещь, которой давно научились двадцать видов букашек и столько же видов рыб. Наши археологи будут потом спорить, что было сначала: изобретение света, или привычка жить вдали от чужих глаз, или, может быть, поиски надежного места для упражнений в магии. Сами маги на такие вопросы не отвечают.

Их чудесный холодный свет отбивает охоту к любому другому.

У него нет ничего общего с этим безудержным, необузданным и грубым солнцем, испускающим сразу и тепло и свет, да еще инфракрасные и ультрафиолетовые лучи. Тем более ничего общего с нашими скудными и тем не менее обжигающими свечками, лампами, рампами и неоновыми трубками.

В их подземельях царит ясность в полном смысле этого слова, ласкающая глаза, как молоко ласкает кожу младенца, этот свет напоминает об эпохе античности. Его всегда достаточно, он не утомляет глаз и отгоняет тени сна.

*

Лица-пушки!

Всегда наведенные, палящие без передышки.

Берегитесь обладателей пушечных лиц!

Они, даже если захотят, не могут не обстреливать вас мимоходом, и к вечеру, после нескольких часов внешне безобидной и незатейливой беседы, игры или прогулки, вы сами удивитесь своей усталости, своей жуткой, смертельной измотанности.

*

В этой стране, где естественная волшебная сила велика и вдобавок подкрепляется техникой и хитростью, тонкие, впечатлительные натуры должны применять особые меры предосторожности, чтобы сохранить независимость.

Даже влиятельные люди, занимающие не последние места, в минуты откровенности спрашивали у меня, выдавая свой страх: "Это точно я? Вы не замечаете во мне чего-то... ну, чего-то постороннего?" - так сильно они боятся оказаться в чужой власти, стать марионетками в руках более могущественных коллег.

Когда я рассказывал им о Христе, о Франциске Ассизском и других, святых, у которых проступали стигматы, о том, что ступни и ладони этих людей по пятницам кровоточат, я не видел на лицах моих слушателей набожности, скорее озабоченность, потрясение и настороженность.

"Как! Он, вы говорите, две тысячи лет как умер и все еще не утратил над вами своей вампирской власти?!" Я видел, что им страшно за нас и вообще как-то не по себе.

*

В провинции Норр существует рынок родителей, куда обязаны являться бездетные взрослые, имеющие колпак рангом ниже третьей магической степени.

Тут выбирают дети. Родители могут не согласиться. Выбор, сделанный ребенком, просто записывается. Семь отказов со стороны взрослого - уже недопустимый предел. Про такого говорят, что это отец, который сам не знает, чего хочет, и то же самое - если речь идет о женщине, только для нее максимальное количество отказов ограничивается пятью.

В провинции Горноба гораздо больше отцов, чем матерей. А в провинции Карела женщины привязываются разве что к мальчикам.

Минусы очевидны. Но лучше иметь одного подходящего приемного отца, чем нормальную, полную семью, которая вам не подходит, - таков их принцип. Еще они говорят, что ребенку редко бывают нужны и отец, и мать. Ему нужен, в зависимости от характера, либо один, либо другой.