В стране кораллового дерева

Вскоре братья впервые пришли навестить ее. Ходили чудовищные слухи, прежде всего о жестокости младшего брата Густава. Одному мужчине он отрезал нос, другому сломал челюсть, третьего ослепил, а четвертого вообще убил. Анна не знала, чему из этого верить. Но когда она увидела Густава впервые за долгое время, стало ясно, что все эти истории — правда. Анна и Густав никогда не были особенно дружны. Что-то пугало ее в глазах Густава. Она видела в них хладнокровие, кровожадность. Анна понимала: рядом с ним она никогда не будет чувствовать себя в безопасности.

Когда Анна заговорила с Эдуардом о Густаве, после того как тот ушел, старший брат вздохнул.

— Ты видишь, что с ним происходит? — спросил он.

Анна колебалась, прежде чем ответить.

— Я, конечно, сразу его узнала, но он изменился… Стал опаснее. Сейчас он не просто парень, с которым нужно вести себя осторожно, он… он… — Анна медлила, подбирая нужное слово. — Он кажется мне диким зверем, — наконец произнесла она.

Эдуард взглянул на сестру и кивнул.

— Пока что он слушается меня, — сказал он и снова вздохнул. — Но один Бог знает, как долго это продлится. Густав изменился, Анна. С тех пор как мы здесь поселились, я иногда вообще его не узнаю.

«Иногда я и тебя не узнаю, — хотела сказать Анна. — Что произошло с тобой? Ты превратился в вора, мошенника, даже убийцу? Что случилось с молодым человеком, который хотел построить собственную эстансию? Хотел засеять пшеницей поля, которым не видно конца и края, мечтал о громадных стадах коров, о которых и подумать нельзя было на родине».

Но Анна не отважилась это произнести. Некоторых вещей лучше вообще не знать. Она хотела помнить Эдуарда, который носил ее на плечах, с которым они строили плотины на реке. Они оба ненадолго замолчали.

— Если тебе понадобится помощь, скажи мне об этом, Анна, — произнес Эдуард.

Девушка покачала головой. От вора (и это еще мягко сказано) она ничего не хотела брать, даже самое необходимое. Анна все время с ужасом вспоминала о деньгах, которые ей пришлось у него занять.

Иногда, поздно ночью, когда в голове у Анны роились мысли, она начинала бояться, что когда-нибудь пожалеет об этом поступке.

В следующий день зарплаты Мария предложила приготовить ньокки — домашнюю картофельную лапшу. Анна была в восторге. Блюдо было простым в приготовлении, ингредиенты стоили недорого. Она попросила Марию рассказать о способе приготовления ньокки и через два дня приготовила их сама. Для этого сначала нужно отварить картофель, потом размять его, смешать с мукой и вымесить эластичное тесто. Из него формировались небольшие клецки, которые Анна варила в бульоне. Вот так просто готовилось это блюдо, поэтому девушка и решила готовить ньокки чаще, чтобы сделать меню более разнообразным.

Когда Анна позвала родню к ужину, перед ними впервые за долгое время стояли полные миски с едой. Замечательно пах томатный соус, картофельные клецки заманчиво блестели. Анна подала тарелку сначала отцу. Тот уставился на нее. Все ждали, пока он тихо произнесет молитву, но ничего подобного не произошло.

— Теперь и у нас появилась итальянская жратва, — съязвил Генрих.

Элизабет, Ленхен и Анна ждали, что после этой фразы все же последует молитва, ведь все были голодны. Но то, что случилось потом, заставило женщин содрогнуться. Резким движением руки Генрих швырнул тарелку на пол. Со звоном рассыпались бесчисленные фарфоровые осколки. В последний момент Анна успела выхватить большое фарфоровое блюдо с соусом и ньокки из рук отца.

— Дай сюда! — крикнул он дочери и требовательно протянул руку.

— Нет.

Генрих с угрожающим видом нахмурил брови. Он еще раз протянул руку.

— Ты моя дочь, ты обязана меня слушаться.

— Нет. — Анна покачала головой. — Так не пойдет, — ответила она, — так не пойдет, отец. Я не позволю, чтобы ты тянул меня в болото. Я здесь, чтобы жить. Я здесь, чтобы осуществить свои мечты.

Она тут же осеклась. Генрих разразился язвительным смехом, а потом бросился на нее. Даже когда он ударил Анну по лицу, она не выпустила миску из рук. Следующим ударом Генрих повалил ее на пол. Миска выскользнула из рук Анны и разбилась. Ньокки и томатный соус залили пол. Над всем этим возвышался Генрих. Только теперь из глаз Анны полились слезы. Девушка вскочила. Генрих схватил ее за плечи и встряхнул.

— Мы немцы, — закричал он, — заруби это себе на носу, девчонка! Немцы! Мы едим немецкую еду.

Он так резко отпустил ее, что Анна едва не потеряла равновесие. Спустя секунду за отцом громко захлопнулась дверь. Анна тут же наклонилась. Может быть, удастся что-нибудь спасти, хотя бы ньокки, о соусе нужно забыть. Девушка дрожала от боли, голода и гнева, от того, как с ней обошелся отец, от того, что он растоптал все, что она с таким трудом сделала. Опустив голову, Анна стала убирать осколки. Она собрала на тарелку ньокки, которые не растоптал отец, и поставила их на стол. Мать и сестра смотрели на Анну широко открытыми глазами. Анна вымыла пол, выполоскала тряпку и села за стол, словно ничего не произошло.