Мачи часто выглядела подавленной, когда Виктория приходила к ней. Ужасные сны мучили мудрую женщину, но она не хотела говорить об этом. Иногда Виктория наблюдала за ней издалека. Пире была младше ее, но вела себя гораздо сдержаннее. Она не хотела быть мачи, но потом ей начали сниться сны. Сны, в которых открывалось будущее. Мачи не становятся, их назначают из числа тех людей, что подходят для этого. И от такого назначения нельзя отказаться.
Виктория взглянула на голые плечи Пире, выглядывающие из-под накидки. Сначала это казалось Виктории странным, но вскоре эта женщина стала ее подругой.
— Ты снова не можешь спать? — тихо спросила Виктория.
Пире кивнула.
— Сны… Я вижу плохие сны, — так же тихо ответила она.
Казалось, она размышляет, стоит ли говорить дальше, но все же предпочла промолчать.
Спустя неделю догадки Пире оправдались: военный отряд вернулся. На первый взгляд все были в строю. Послышались радостные возгласы. Толпа волновалась, дети хотели бежать к воинам, но родители удерживали их. Педро первым заметил неладное. Он повернулся к Виктории.
— Во главе отряда скачет Нагуель. Я нигде не вижу Негуена, — прошептал он.
— Негуен! — в тот же миг раздался испуганный крик Лилен, молодой жены Негуена, которая вскоре должна была родить третьего ребенка.
Она увидела лошадь мужа без всадника. Волнение, охватившее толпу, сменилось оцепенением. Радостные возгласы стихли. Нагуель подъехал к толпе. Лицо его было бесстрастным. Он ловко спрыгнул с лошади и вошел в круг, который быстро образовался вокруг кацика.
— Негуен мертв, — сказал Нагуель. — Моего брата подло убили.
И он рассказал о Негуене, который храбро сражался, прикрывая отступление своих людей. Ему выстрелили в спину. С трудом им удалось отбить у убийц его тело. Нагуель поднял руку, и двое молодых воинов внесли в центр круга тело, завернутое в одеяло. Лилен разрыдалась. Виктория почувствовала, как Сужай и Пичи ухватились за нее. Волнение оказалось лишь предвестьем бури в деревне. Виктория подошла ближе к Педро.
— Это плохие новости, — выдавила она сквозь зубы.
Лилен тем временем распахнула одеяло и бросилась к телу мужа. В толпе Виктория заметила ее детей и родителей.
— Да, — ответил Педро, обернувшись и окинув взглядом жителей деревни.
Нагуель заметил движение. Он обернулся и мрачно взглянул на Викторию и Педро.
— Я всегда говорил, что нам в деревне не нужны шпионы белых. Убирайтесь! — Последнее слово он прошипел. Виктория решительно встретила его гневный взгляд. — Теперь я — токи, — воскликнул Нагуель, — теперь я несу топор!
Он с угрожающим видом подошел к Виктории, но та не сдвинулась с места. Одним прыжком Педро заслонил ее.
— Оставь ее в покое! — в тот же миг раздался голос Пире. — Она не сделала тебе ничего плохого.
Нагуель взглянул на мачи.
— Она ничего не сделала? Белые ничего нам не сделали? Ха!
Он воздел руки к небу. На мгновение показалось, будто все присутствующие изваяны из камня. Теперь Пире встала между Нагуелем и Викторией.
— Ты не токи, — прямо в лицо сказала она мужчине, который был на голову выше ее. — Ты никто, никакие заслуги не сделают тебя токи. Военачальник поступает рассудительно. Ты же ведешь себя, как маленький ребенок. Уходи! Сообщи кацику подробно, что случилось. Дай нам оплакать умершего.
Торжественные похороны затянулись до поздней ночи. Когда все кончилось, Педро и Виктория отправились к озеру. Над ними всходила полная луна, заливавшая серебряным светом все вокруг.
— Теперь мы вернемся в Буэнос-Айрес, правда? — неожиданно спросила Виктория и прильнула к Педро.
Он нагнулся и поцеловал ее волосы. «Она прекрасна, — подумал Педро. — Я люблю ее, о боже, как же я ее люблю!»
— Да, — ответил он и взглянул ей в глаза. Несколько секунд Педро молчал. — Я думал, что стал частью их племени, — пробормотал он, — но для них я такой же ублюдок, как и для всех остальных.
— Не для всех, — резко возразила Виктория. — Только не для меня.
— Нет. — Он притянул Викторию к себе и приподнял ее лицо за подбородок. — Для тебя нет.
— Я люблю тебя, — сказала Виктория, — у меня ты будешь как дома.
Педро улыбнулся, но ничего не ответил.
Юлиусу казалось, что еще никогда он так не радовался возвращению в Буэнос-Айрес. Почти каждый день он думал об Анне, представлял разговоры с ней, мечтал о ней. Подъезжая к предместьям города, он умирал от тоски, но лошадь устала, и ее нужно было поберечь. Юлиус ехал медленнее, чем ему хотелось бы.
Чем больше он углублялся в город, тем оживленнее становилось движение на улицах. Иногда на обочинах дороги появлялись оборванные мужчины и женщины. Иногда дети бегали друг за дружкой, и нужно было проявлять осторожность.