В стране кораллового дерева

«Я ведь тоже заслуживаю счастья, — подумала она. — Почему лишь другие могут быть счастливыми? Юлиус любит Анну. Донья Офелия любит Умберто». О да, Виктория была не глупа, она это заметила. Ее свекровь была до безумия влюблена в своего сына. Девушка покачала головой и крепче сжала гребень. Зубья врезались в руку, но боли Виктория не чувствовала, потому что ее нельзя было сравнить с тем, что творилось у нее в душе.

— Кстати, ты же не думаешь, будто он действительно хочет на тебе жениться, не так ли? Наш Юлиус происходит из богатой гамбургской семьи, разве ты этого не знала? Он протестант. Такие обычно не берут в жены католичек с улицы, — насмешливо произнесла Виктория.

Ей хорошо было видно, что Анна снова вздрогнула.

— А кроме того, Юлиус работает в немецком торговом доме. Если он хорошо себя проявит, все дороги будут для него открыты. Может быть, у него даже будет доля в общей прибыли, так он мне говорил. Его отец гордится им, и это в действительности все, что нужно Юлиусу. Он хочет, чтобы отец им гордился, поэтому найдет себе невесту в Германии и женится на ней.

Виктория отложила гребень в сторону, взяла с туалетного столика жемчужное ожерелье и начала перебирать жемчужины пальцами.

— В эту схему, как ты сама это понимаешь, не вписывается простая девушка из трущоб. Я надеюсь, что ты ему еще… Ну, в общем, не отдалась.

— Я не живу в трущобах.

Виктория с сожалением взглянула на бывшую подругу, которая решительно мотала головой. Благодаря четкому пробору и овальному лицу Анна часто напоминала ей Мадонну. Виктория задавалась вопросом: как много известно Анне? «Может быть, я с самого начала дала ей повод, и теперь она хочет меня шантажировать. Но с тех пор столько всего произошло…»

— Я подарила мужу двоих детей, — тихо произнесла Виктория, борясь с чудовищной усталостью. — Как ты считаешь, я исполнила свой долг? Может быть, он тоже так думает…

— Да, возможно. — Анна, нервничая, осмотрела комнату. — Но ты ведь не хочешь, чтобы я довела дело до конца?

Виктория не ответила. В голове у нее бушевал вихрь мыслей. Очевидно, Анна знала о Педро, но не знала, что Пако — его сын. Никто этого не знал. Почему-то Виктории нравилось, что ей известно нечто такое, о чем никто, кроме нее, не догадывается. По какой-то причине ей даже казалось, что это может ей пригодиться, но теперь для правды было слишком поздно.

— Я хочу лучшей жизни для Марлены, — произнесла Анна, рассчитывая на понимание.

— И собираешься добиться этого с помощью моих денег, которые ты сейчас вымогаешь. — Голос Виктории звучал язвительно. — Я называю это хорошим началом.

Она заметила, что Анна испугалась. Но она не пойдет на уступки. Если Анна решилась на вымогательство, то ей придется прожить с этим всю оставшуюся жизнь.

В ту ночь Анне так и не удалось уснуть. Она долго прислушивалась к звукам, которые раздавались на эстансии. В доме слышались чьи-то шаги, чьи-то голоса, и из-за этого девушка не могла сомкнуть глаз. А потом тишина стала действовать ей на нервы.

Когда утром вновь раздались голоса, Анне казалось, что она вот-вот уснет. Беспокойство, охватившее ее после разговора с Викторией, усилилось. Сейчас девушка смогла разобрать голоса дона Эуфемио и его младшей дочери, доносившиеся с внутреннего двора. Очевидно, они вновь приехали навестить Сантосов. Значит, за завтраком будут гости.

Анна встала и подошла к одному из окон. Прошло несколько минут, прежде чем она поняла: Розита еще не приходила. Анна подождала еще немного и решила, что этим утром Розита, скорее всего, не появится. Никто не подготовил для нее какое-нибудь платье Виктории.

Девушка нерешительно огляделась и открыла платяной шкаф. В нем не было ничего, кроме платья, в котором она сюда приехала. Оно было выстирано и заштопано, но, несмотря на усилия служанки, осталось таким же, каким и было, — серым бесформенным балахоном, знававшим лучшие времена.

Донья Офелия раскрыла рот от удивления, когда Анна предстала перед ней в таком виде. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержаться. Если до этого момента никто не догадывался, что Анна и Виктория поссорились, то теперь это стало очевидным. Анна вежливо поздоровалась со всеми членами семьи Сантос, кивнула дону Эуфемио и сеньоре Теофиле.

Взгляды присутствующих, а также язвительная ухмылка Виктории, ранили Анну до глубины души, но она высоко держала голову, вспоминая о Марлене. То, что она сделала, было дурно, но она совершила этот поступок ради дочери. Теперь Анна знала, что может шантажировать ради нее, может лгать и, если потребуется, пойдет на все.