Рисуя портрет тарасенковской библиотеки, Мария Белкина пишет: «Книги стояли, лежали в шкафах, на шкафах, на стеллажах, под стеллажами. Тонкие, как школьные тетради. Толстые. Величиною с альбом. Величиною с детскую ладошку. Квадратные, продолговатые, одна даже восьмиугольная! Кажется, только круглых книг не было. В два ряда, в три ряда. Разобраться, где что стоит, где что лежит, невозможно. Только Тарасенков сам, хоть ночью подними, в темноте, на ощупь — любую!»
Возникновение этой библиотеки — само по себе явление удивительное. Она была фактически составлена не одним собирателем, а всей страной. «Обычно, — вспоминает Мария Белкина, — не проходило и дня без книжной бандероли. Книги присылали безызвестные адресаты и еще неизвестные молодые поэты и вместе с ними Твардовский и Вера Панова, Галина Николаева и Ольга Берггольц и многие другие поэты и писатели».
Анатолий Кузьмич, получая бандероли с книгами, любил говорить: «Россия шлет!» И Россия действительно все время помнила своего одного из преданнейших летописцев поэтического слова.
На книгах, полученных в дар собирателем, разнообразные надписи: серьезные, шутливые, нежные, целые послания, иногда короткие строки. В них заключена часть жизни и самого книголюба, и его библиотеки.
Долгие годы продолжалась дружба Тарасенкова с С. Я. Маршаком. Зная, что свои библиотечные книги собиратель сам переплетает в яркий ситец, Маршак сочинил небольшой экспромт, которым он сопроводил перевод «Сонетов Шекспира», подаренный им Анатолию Кузьмичу:
На книге «Василий Теркин» шутливая надпись Александра Твардовского: «А. Тарасенкову в его библиотеку вношу это генеральское издание моей солдатской книжки».
Собиратель-исследователь мечтал «собрать книги всех поэтов и всех стихотворцев, которые жили и писали в нашем веке на русском языке». Мечтал издать лучшее, что есть в поэзии двадцатого века. Ради этого он потратил годы и годы, просматривая книжные летописи, каталоги, проверяя выходные данные в самих книгах, листая старые газеты и журналы. Он перерыл множество частных книжных коллекций. Проверял и сверял, чтобы не упустить ни одно поэтическое имя, не пропустить ни одной стоящей поэтической книги.
Мечта эта оказалась до конца не исполненной. Но он сумел все же описать гораздо больше книг, чем смог собрать. В 1966 году была опубликована его книга «Русские поэты XX века» — путеводитель по истории отечественной поэзии первой половины XX века.
После смерти Анатолия Кузьмича его книжное собрание было передано в Ленинскую библиотеку, которую он высоко ценил, любил и книгами которой пользовался.
Заказывая в «Ленинке» какой-либо редкий поэтический сборник, которого не найти больше нигде, не всякий читатель догадывается, какое удивительное путешествие совершила та или иная книга, пока не попала сюда — на библиотечные полки. Свыше трехсот таких книг-путешественников из собрания Тарасенкова впервые вошли в состав библиотеки, восполнили ее пробелы.
Тарасенков был настоящим путешественником в мире книжных поисков. Вот почему справедливы слова, сказанные С. Я. Маршаком об этом человеке: «Он был великим книжным Робинзоном».
Книголюбы и библиотеки
Как-то Анатоль Франс с горечью сказал о стараниях людей, собирающих книги: «Что может быть благороднее, чем ставить книги в шкаф? Правда, это очень напоминает хлопоты детей, собирающих в кучи песок на берегу моря. Труд их напрасен: все ими воздвигаемое скоро будет разрушено. Конечно, так же обстоит дело с коллекциями книг и картин. Но тут виной являются лишь превратности судьбы и краткость человеческого существования».
Нередко книжные коллекции, порой бесценные, погибают, распыляются. Что может быть печальнее вида даже одной искалеченной книги, не говоря о целой библиотеке. Ведь на ее собирание, возможно, была потрачена целая жизнь.
История знает примеры невозвратимых книжных потерь. До сих пор продолжаются поиски редчайшего книжного собрания почти в 3 тысячи томов великого французского философа и просветителя Дени Дидро. Приобретенная в 1765 году Екатериной II после смерти Дидро библиотека была доставлена в Петербург. И покупка библиотеки, и назначение русской императрицей Дидро, находившегося в ту пору жизни на грани нищеты, пожизненным библиотекарем «собственности ее величества», — все это оказалось очередным фарсом «Тартюфа в юбке» — так назвал Екатерину II Пушкин.