Когда пластинка кончилась, Миллер взял в руки микрофон и начал говорить, нарочито четко произнося немецкие слова. Мы ждали, что с первыми же звуками его голоса, далеко разносящимися в ночной тишине, немцы начнут стрелять. Ведь так всегда - послушают, послушают, а потом открывают огонь. Но на этот раз они почему-то огня не открыли, и Миллер продолжал говорить. О том, что здесь, в степи, германская армия уже потерпела поражение, что оно окончательно определило всю бессмысленность продолжения Германией войны и что самое благоразумное для каждого немецкого солдата и офицера - не рисковать своей жизнью в боях, а сдаться в плен, где они спокойно дождутся конца войны и сразу же вслед за этим отправки на родину, получая достаточный паек и имея все содержание в соответтвии с Женевской конвенцией.
Миллер кончает свою речь и снова заводит патефон, на от раз он поставил пластинку с каким-то бравурным маршем. И вдруг сквозь музыку доносятся короткие, отрывистые, вразнобой автоматные очереди - стреляют впереди, там, где громкоговоритель охраняют два автоматчика.
Миллер останавливает пластинку, хватает микрофон, произносит громко:
- Гутен нахт! Гутен нахт!
Смолкла музыка, прекратилась и стрельба.
- Будете продолжать, товарищ капитан? - спрашивает Бабкин. - Так скажите им на их фашистском языке, что напрасно они патроны жгут - и нашей правды слова не заглушат, и выпрем мы отсюда их вскорости.
Ого! - я едва сдерживаю улыбку. - Теперь и ты, дорогой мой товарищ Бабкин, готов включиться в агитацию немцев, а давно ли косился на меня, когда я готовился к этой работе?
Миллер, однако, не принимает предложения Бабкина:
- Хватит, я уже все им сказал. Теперь забота - репродуктор и кабель доставить сюда...
- А у меня забота, как там парни мои?-вмешивается в разговор молчавший до этого командир роты. - Стрельба же была.
- Надо подождать, пока они вернутся и принесут аппаратуру.
- Себя бы принесли прежде всего, - замечает комроты.
- Так вы пошлите кого-нибудь навстречу, - предлагает Миллер. - Аппаратуру помогут нести.
- Аппаратуру... - вполголоса ворчит командир роты, - из-за этой аппаратуры... - и выходит из блиндажа.
Я с самого начала заметил, что комроты довольно хмуро отнесся к нашему появлению и к тому, что пришлось посылать на ничейную полосу солдат. Понять его можно: людей и так нехватка, каждый боец на счету, и рисковать людьми без острой необходимости командир не хочет, ему бы людей для настоящего боя сберечь.
Командир роты возвращается в блиндаж:
- Послал навстречу еще двоих.
Мы ждем. Что-то долго нет автоматчиков с репродуктором. Была перестрелка, случиться могло всякое...
В блиндаж, топая по ступенькам, спускаются автоматчики - те, что были оставлены охранять репродуктор. С ними еще двое - помогают тащить репродуктор и кабель.
- Прибыли без потерь! - докладывает своему командиру роты один из вернувшихся.
- Вижу, что прибыли! - улыбается командир роты. - А что там у вас за стрельба была?
- Да что? - с беспечным видом, как будто ничего особенного не случилось, отвечает автоматчик - очевидно, старший. - Лежим, радио слушаем да в темноту глядим. Если бы не радио, то и ушами бы наблюдение вели. Но уж больно гремит, весь слух забивает. Только на одни глаза надежа. Вдруг показалось мне - в сторонке вроде шевельнулось. Пригляделся - пошевеливается, точно. И не со стороны немцев, а малость сбоку. Еще переждал, наблюдение веду. А оно уже ближе шевельнулось. Ну вдарил я двумя короткими. После второй очереди мне оттуда как даст! Да мимо прошла, меня в темноте, может, немец и не видел. Мы уже - оба! По нас - тоже! Метров с тридцати, а то и ближе. И пошла катавасия... А тут слышим: Гутен нахт! Забрали мы эту штуку, - автоматчик кивком показал на репродуктор, который с озабоченным видом осматривал Миллер, - и пошли. Ну а тут навстречу наши...
- Молодцы! - обрывает его речь командир роты. - Идите, отдыхайте!
Автоматчики уходят. А Миллер, все еще держа руки на репродукторе, говорит:
- Две пулевых пробоины! Хорошо, хоть в мембрану не попали.
- Можете на вашей трубе нарисовать две красные полосочки, - шутит Бабкин. Красная полоска - знак за легкое ранение. Такие ленточки нашивают на гимнастерку над грудным карманом, когда выходят из госпиталя.
Мы прощаемся с командиром роты, благодарим его за хорошее обеспечение передачи, на что он с явным облегчением - оттого, что она, наконец, закончилась, - говорит:
- К вашей передаче как к бою надо готовиться!
- А она - тоже бой! - замечает Миллер. - Бой на ослабление германской армии.
...Уже несколько дней война на нашем участке идет как-то лениво. Стоим на прежнем месте, КП полка - все в том же овраге. На передовой иногда, чаще по ночам, вспыхивает перестрелка и смолкает так же неожиданно, как возникает, под стать погоде в эти дни, когда довольно часто вдруг наплывают тучи, сыплют то сильным, то редким дождем, но смотришь - снова ясное небо. Конец июля, а погода, как в конце лета.