Читаем В степи опаленной полностью

После войны станет известно: менее чем за три месяца до начала боев на Курской дуге из нашего тыла сюда было доставлено около полумиллиона вагонов с разными военными грузами. На многих участках фронта здесь было сосредоточено столько артиллерии, что ее огневая мощь в десять раз превышала мощь артиллерии в знаменитом сражении первой мировой войны под Верденом. На направлениях главного удара на фронте дуги мы имели свыше двухсот орудийных и минометных стволов на километр фронта - это значит, что если бы там поставить все орудия и минометы в ряд, расстояние между стволами было бы менее пяти метров, а если бы дать залп из всех этих стволов, получилась бы сплошная стена огня. Наш противник такой плотности артиллерии не имел никогда, ни в одном сражении на восточном фронте, а на западном и подавно. В Сталинградском сражении с обеих сторон было сосредоточено наибольшее количество вооружения по сравнению со всеми предшествующими сражениями на советско-германском фронте. Но на Курской дуге было сосредоточено еще больше. Об этом свидетельствуют цифры, опубликованные уже в послевоенные годы В самый разгар сражения за Сталинград мы имели там около четырнадцати тысяч орудий, немцы - немногим более десяти тысяч стволов артиллерии, шестьсот семьдесят пять танков и самоходок. На Курской дуге у нас было свыше девятнадцати тысяч орудий и минометов, а танков и самоходок - без малого три с половиной тысячи. Это более чем вдвое по сравнению со Сталинградом! Немцы на фронте дуги имели артиллерии примерно столько, сколько под Сталинградом, а вот танков и самоходок свыше двух тысяч почти в три с половиной раза больше.

...В тот рассветный час, когда шли мы мимо почти что колесо к колесу стоящих батарей, вытянувших в грозной молчаливости стволы на запад, шли мимо затаившихся на исходных позициях танков и самоходных установок, видели в придорожных низинах еще полускрытые утренней дымкой зачехленные катюши или штабеля ящиков со снарядами, для маскировки забросанные ветками, - и глаз не мог найти ни конца ни края этой технике войны, заполонившей все окрест, нас все больше охватывало чувство гордости за то, что Родина обеспечила фронт таким мощным вооружением. Как много труда для этого положили наши люди в дальнем тылу на сибирских и уральских заводах! Из писем родных мы знали, а кое-кто, побывав в тыловых госпиталях, и своими глазами видел, как нелегко живется сейчас там: работа на голодном пайке, без отпусков, а часто и без выходных, работа с предельной, изнуряющей тело отдачей сил и сверх всяких сил...

Честно говоря, никто из нас, даже самые бывалые фронтовики, не предполагал, что мы увидим такую мощь нашего оружия, в самом прямом смысле необозримую, какая открылась тогда нашим глазам. Может быть, именно в то утро утвердилась в нас уверенность, что наша армия здесь, на Курской дуге, не только справится с врагом, еще, наверное, помышляющим отбросить нас, но и нанесет ему удар, который заставит его попятиться.

Еще не совсем рассвело, когда колонна остановилась. По рядам прошелестела команда:

- Соблюдать тишину! Не курить!

Безмолвно уходили рота за ротой на отведенные нам позиции. Осторожно, держа карабины и автоматы на весу, чтобы ненароком не брякнуть, спускались бойцы в траншею - глубокую, полного профиля, издавна обжитую, с брустверами, выложенными прижившимся уже дерном, с аккуратными нишами для боеприпасов, с землянками. А позади траншеи тихо строились покинувшие ее бойцы части, которую сейчас сменял наш полк. Вместе с другими штабными и я спустился в ход сообщения, ведущий к нашему новому полковому КП, - нас вел Карзов, уже побывавший там. От него мы узнали, что акт о передаче участка обороны уже подписан Ефремовым и командиром сменяемой части, что немец здесь и не пытался наступать, вел себя все дни боев тихо, но несколькими километрами левее с первого дня своего наступления атаковал яростно и в конце концов сумел прорвать нашу оборону и продвинуться, однако был отброшен. Карзов сообщил также, что принадлежащий к другой дивизии полк, который мы сменили, не совсем покинул этот участок обороны, а только несколько подвинулся. Боевые порядки нашего полка будут плотнее, чем были у тех, кого мы сменили, значит, мы тут не надолго: уплотняем боевые порядки - жди приказа о наступлении.

Вот и пришли!

...В затылок один другому пробираемся по траншее, продолжая путь туда, где будет находиться командный пункт полка. По всей траншее, уже заняв указанные им места, переговариваясь вполголоса, деловито устраиваются солдаты: снимают вещмешки, устанавливают на брустверах ручные пулеметы, ставят к стенкам траншеи оружие, убирают в ниши котелки и гранаты. Кое-где у брустверов уже стоят наблюдатели. Я спросил одного из них:

- Видно что-нибудь у немцев?

- Пока ничего, - ответил солдат.-Да и что увидишь? Вот рассветет...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии