В степи опаленной

Я продлил жизнь Пети в книге еще и потому, что надеялся: не исключено, что книга, когда выйдет, попадет на глаза его матери, и если она увидит, что сын ее и после смерти живет и воюет, хотя бы только в книге, это, может быть, как-то утешит ее, уменьшит душевную боль...

Я послал бы книгу Софье Абрамовне сразу после выхода в свет, но мое письмо, посланное ей по прежнему, еще военного времени адресу, вернулось за ненахождением адресата. А нового адреса я не знал.

Прошло года два после выхода книги. И вдруг я получил письмо от матери Гастева! Она сообщала, что, прочитав книгу, в первый момент чуть не поверила, что ее сын и в самом деле жив, что с извещением о его смерти произошло какое-то недоразумение, но тут же с горечью сказала себе: чудес не бывает. В письме она благодарила меня за память о сыне и просила дать ориентиры, как ей отыскать его могилу.

Напрягая память и сопоставляя все известные мне данные, весьма приблизительно - точных данных я, к великому сожалению, добыть не смог, написал ей, где примерно в районе Тросны может быть похоронен Петя. Софья Абрамовна поехала в Тросну. После ее возвращения оттуда мы встретились с нею, она рассказала, как приветливо встретили ее в Тросне, узнав, кто она, как помогали разыскивать могилу сына. К сожалению, узнать точное место, где он похоронен, она не смогла.

В семействе Гастевых на книжной полке стоит моя книжка На поле Корсуньском, в которой продолжена жизнь Пети. На книжной полке у меня стоят две, в недавние годы вновь изданные книги поэта и ученого, очень известного с двадцатых годов как основателя НОТ - научной организации труда, Алексея Константиновича Гастева, отца солдата Великой Отечественной войны Петра Гастева, павшего на Курской дуге.

Фронтовиков всегда тянет туда, где пролегали их военные дороги. Тянуло, да и доныне тянет и меня. И больше всего - на Курскую дугу. Ведь, собственно, с нее началась моя фронтовая жизнь: первый бой, первые пленные, первые потери друзей, первый орден - он у меня за Тросну. После войны каждый раз, проезжая на юг или с юга, когда поезд проходил мимо Понырей, Курска или близкого к нему Кур-кино, я приникал к вагонному окну, смотрел неотрывно - в прошлое, в то с каждым годом все более удаляющееся лето сорок третьего, старался увидеть вещественные приметы, зримую память его. В первые годы после войны еще явственны были, хотя и порастали травою, воронки и окопы вблизи железнодорожного пути, но с каждой последующей поездкой, с каждым новым годом угадывать их становилось все труднее - раны земли затягивались, время лечило их. Да и сама земля менялась все более неузнаваемо - вставали над былым полем боя, неся на широких плечах тяжесть проводов, железные гиганты на ажурных ногах - мачты электропередач, там, где, казалось бы, еще не так давно черными глазницами окон смотрели остовы выгоревших зданий, поднимались светлые кварталы, улицы, микрорайоны... Все чаще глаз замечал, что там, где тогда, в сорок третьем, тянулись узкие пыльные дороги, степь перепоясали широкие ленты асфальта, наполненные мельканием и моторным гулом разноцветных и разномастных машин, которых с каждым годом становилось все больше.

Давно хотелось посмотреть памятные и дорогие сердцу места не мельком, не из окна вагона, а поближе, вплотную, побывать и в тех местах на бывшей Курской дуге, где мы не проходили, но за боями в которых с волнением следили, - ведь и там решался успех наших общих усилий, где бы ни воевали мы на дуге. И однажды я отправился в автомобильную поездку вдоль всей линии фронта дуги - от Орла до Белгорода. Заехал в Поныри, в Прохоровку, где произошло крупнейшее за всю вторую мировую войну танковое сражение. И конечно, побывал в Тросне, на месте моего боевого крещения. Я помнил Тросну разоренной, с заросшими бурьяном огородами, с покалеченными артиллерийским огнем деревьями садов, почти безлюдную: только своего брата военного и можно было встретить. Но никаких следов разрушений, конечно, уже не мог отыскать глаз. Аккуратно побеленные дома, густая зелень садов, провода над улицами, в центре - оживленная автостанция, возле которой останавливаются рейсовые автобусы, идущие из Москвы в Киев, в Симферополь и в другие дальние и ближние места, да и почти в каждый населенный пункт поблизости. Туда, куда мы шли с боями или походным маршем, теперь ходят рейсовые автобусы - запросто садись и поезжай хоть в Кутафино, хоть в Кромы...